Дьявол и Господь Бог

Сартр Жан-Поль

Эгисф.

Как кто? Царь. Сегодня утром выпустили мертвецов.

Клитемнестра.

Государь, умоляю вас… Мертвецы под землей и не так скоро обременят нас. Вы что, забыли, что сами сочинили все эти басни для народа?

Эгисф.

Ты права, женщина. Но что с того? Видишь, как я устал? Оставь меня. Мне надо собраться с мыслями.

Клитемнестра уходит.

Явление четвертое

Эгисф, Орест и Электра.

Эгисф.

Ну как, Юпитер? Такого царя желал ты для Аргоса? Я представительствую, выступаю, умею кричать громовым голосом, являю всюду лик, наводящий ужас, и те, кому я попадаюсь на глаза, чувствуют себя виноватыми до мозга костей. Но я – пустая скорлупа: какой-то зверь незаметно для меня самого сгрыз мое нутро. Гляжу в себя и вижу, что я мертвее Агамемнона. Я сказал, что печален? Я солгал. Эта пустыня – необозримое небытие песков под ясным небытием неба – ни печальна, ни весела: она зловеща. Ах, я отдал бы царство, чтоб пролить слезу!

Входит Юпитер.

Явление пятое

Те же, Юпитер.

Юпитер.

Посетуй, посетуй: ты царь, как все цари.

Эгисф.

Кто ты? Зачем ты здесь?

Юпитер.

Ты не узнаешь меня?

Эгисф.

Уходи, или я прикажу, чтоб стражи тебя вышвырнули.

Юпитер.

Ты не узнаешь меня? А ведь ты меня видел. Во сне. Правда, я выглядел ужаснее.

Гром, молния. Юпитер принимает ужасный вид.

А теперь?

Эгисф.

Юпитер!

Юпитер.

Наконец-то. (Снова улыбается, подходит к статуе.) Это я? Вот таким, значит, они видят меня, когда молятся, жители Аргоса? Не часто богу приходится созерцать свое изображение лицом к лицу. (Пауза.) Мать ты моя, до чего ж я уродлив! Не очень-то они должны меня любить.

Эгисф.

Они вас страшатся.

Юпитер.

Прекрасно. Любовь мне ни к чему. А ты? Ты меня любишь?

Эгисф.

Что вам еще нужно от меня? Разве я не заплатил сполна?

Юпитер.

Сполна? Людской долг неоплатен.

Эгисф.

Я валюсь под бременем…

Юпитер.

Не преувеличивай! Ты здоров и толст! Впрочем, это я не в упрек тебе. Отличный царский жир, желтый, как свечное сало, так и надо. Ты скроен, чтоб прожить еще двадцать лет.

Эгисф.

Еще двадцать лет!

Юпитер.

Ты хочешь умереть?

Эгисф.

Да.

Юпитер.

А если б сейчас кто-нибудь вошел сюда с обнаженным мечом, ты подставил бы грудь под меч?

Эгисф.

Не знаю.

Юпитер.

Слушай меня внимательно. Если ты

дашь себя зарезать, как теленка, ты будешь наказан самым строгим образом: останешься царем в Тартаре на веки веков. Я пришел, чтобы предупредить тебя.

Эгисф.

Кто-нибудь хочет меня убить?

Юпитер.

Говорят.

Эгисф.

Электра?

Юпитер.

И еще кое-кто.

Эгисф.

Кто?

Юпитер.

Орест.

Эгисф.

А! (Пауза.) Ну что ж, это в порядке вещей, тут ничего не поделаешь.

Юпитер.

«Ничего не поделаешь»? (Другим тоном.) Вели тотчас схватить молодого чужеземца, который называет себя Филебом. Пусть его бросят вместе с Электрой в какое-нибудь подземелье – и я позволяю тебе забыть, что они там. Ну? Чего ты ждешь? Зови стражу.

Эгисф.

Нет.

Юпитер.

Снизойдешь ли ты, чтобы объяснить мне мотивы твоего отказа?

Эгисф.

Я устал.

Юпитер.

Чего смотришь в пол? Подними на меня свои глаза, налитые кровью. Так, так! Ты породист и глуп, как конь. Но твое сопротивление не из тех, что становятся мне поперек горла. Это перец, который только придает вкус твоей покорности. Я ведь знаю, что ты в конце концов уступишь.

Эгисф.

Я вам сказал, что не намерен входить в ваши планы. Хватит с меня.

Юпитер.

Смелей! Сопротивляйся, сопротивляйся! Люблю полакомиться такими душами, как твоя. Глаза мечут молнии, кулаки сжимаются, ты бросаешь отказ в лицо Юпитеру. И, однако, ах ты, дурачок, коняшка, гадкий маленький коняшка, сердцем ты ведь давно сказал мне: да. Ну-ну, ты подчинишься. Или ты думаешь, что я спустился с Олимпа просто так? Я хотел тебя предупредить о готовящемся преступлении, потому что хочу ему помешать.

Эгисф.

Предупредить меня!.. Странно.

Юпитер.

Напротив, совершенно естественно: я стремлюсь отвратить опасность от твоей головы.

Эгисф.

Кто вас просит об этом? Разве Агамемнона вы предупреждали? А ведь он хотел жить.

Юпитер.

О неблагодарная натура, о гнусный характер: ты мне дороже, чем Агамемнон, я даю тебе доказательство этого, а ты еще жалуешься.

Эгисф.

Я – дороже Агамемнона? Я? Это Орест вам дорог. Когда я погубил себя, вы и пальцем не пошевелили, вы позволили мне добежать до царской ванны с топором в руках – и, конечно, облизывались в эту минуту там, у себя наверху, предвкушая, как сладка душа грешника. А сегодня вы оберегаете Ореста от него самого. И меня, которого сами же толкнули на убийство отца, заставляете теперь удерживать руку сына. Я только и сгодился, чтобы стать убийцей. А он? Извините, пожалуйста, на него, разумеется, есть иные виды.