Дьявол к оплате
Шрифт:
– Я...подумала, что что-то услышала, - соврала Элиза.
Ее прародитель одарил ее тем взглядом, говорившим, что его не проведешь, но Блейк кажется купился на это объяснение. Он оторвал свой пристальный взгляд от нее и откашлялся.
– Я собрался пойти в вагон-ресторан, чтобы перекусить. Не хотела бы ты пойти со мной?
– Да, - выпалила Элиза.
Улыбка расплылась на лице Блейка. Она трансформировала его во что-то невероятное, и это выглядело настолько не похожим на него, что Элизе подумалось, возможно, это вообще первый раз, когда она увидела его улыбку.
– Возможно, тебе стоит надеть на себя что-нибудь еще.
– Ох.
– Конечно, я скоро.
Элиза вернулась в свое купе, тряся головой - ее поведение было уж очень странным, да и чувства тоже.
Блейк откинулся в кресле напротив Менчереса. Между ними стоял складной столик, был поделен на две части, словно шахматная доска. Они сыграли семь партий, и вампиру удалось выиграть во всех.
– Ты ей нравишься, - тихо сказал Менчерес, как только Элиза вышла из купе.
Блейк фыркнул. Хотелось бы мне этого.
– Она не может со мной провести и пяти минут за разговором, поэтому позволь мне не согласиться с тобой.
– Молодость, - пробормотал Менчерес.
– Настолько слеп. Да и кстати, шах и мат.
Блейк взглянул на доску. Какого черта?
– А ты хитрый ублюдок, - сказал он, увидев ловушку, в которую он угодил.
Менчерес одарил его терпеливым взглядом.
– Я жил еще до того, как шахматы вообще были изобретены. Если бы ты смог у меня выиграть, то не значило бы это то, что за столькие годы я ничему так и не научился?
И Блейк знал, что лет вампиру было действительно много. Ему было около четырех тысяч лет, как небрежно заявил вампир, как будто это было совсем незначительное число. Он же и рассказал Блейку историю вампиров. Как Каин был первым, кого проклял Бог на вечную жизнь в поисках крови для собственного пропитания, в качестве наказания за то, что он пролил кровь своего брата - Авеля. То, что они жили в четко структурированном обществе, управляемом главным Мастером, и несмотря на заблуждение, которое так активно пропихивают в Голливуде - деревянный кол в сердце не убьет вампира. Блейк не спрашивал, почему Менчерес был настолько любезен в предоставлении подобной информации. И кому он может об этом рассказать? Через пару дней он будет мертв.
Элиза вернулась в купе. Ее волосы были влажными, поэтому смотрелись гораздо темнее, чем ее обычный блонд. В ее купе должно быть был душ, как и в их купе. Она была одета в привычные обтягивающие хлопковые брюки, но вместо обычного балахона, сверху на ней был топ, открывающий плечи. Пристальный взгляд Блейка задержался на ее бледной сияющей коже, заставляя представить, как она могла бы выглядеть без одежды.
Ну почему он встретил такую женщину как Элиза именно сейчас, когда он опустился до самой нижней точки своего существования, буквально на пороге смерти. Блейку хотелось встретить ее еще до появления этого чертова демона, тогда он смог бы пригласить ее на настоящий ужин, а не на этот быстрый перекус в вагоне-ресторане. Или пригласить ее на какую-нибудь Бродвейскую пьесу, или, черт побери, в Банк крови, если это то, что ей действительно нравится. Элиза показала ему больше сострадания, чем большинство людей за несколько прошедших месяцев, вместе взятых. Ему хотелось, чтобы было хоть что-нибудь, чем бы он смог ее отблагодарить.
Но такого, конечно же, не было. Единственное, что он мог предложить ей в знак признательности - это сделать последнюю главу собственной жизни как можно легче для нее.
– Я готова, - сказала Элиза, держа открытой раздвижную дверь.
Блейк уже стоял.
– Я тоже.
И я докажу тебе это, Элиза, когда придет время.
Глава 10
Элиза неохотно поклевала со своей тарелки, съев пару кусочков только для того, чтобы выглядеть нормальной перед другими людьми в вагоне-ресторане. Блейк был заинтригован тем, что она вообще могла кушать.
Она молчала на протяжении большей части обеда, пытаясь придумать что сказать и не удавалось. Блейк тоже, по-видимому, не ожидал, что она будет непринужденно болтать. Элиза расстроилась. Она, что даже не может немного поговорить с ним, чтобы скрасить его вечер? Неужели, ей настолько не хватает практики поведения в социальной среде, что она поражена немотой? Она была вампиром; она могла поднять вагон поезда и перенести его, если бы задумала! Однако она не могла найти способ как начать единственную, приятную беседу. Как унизительно.
– Без изменений почти двадцать четыре часа, - сказал Блейк.
Чувство стыда пронзило ее, заставив неясно бормотать слова.
– Прости. Я просто не лучший собеседник. На протяжении многих лет, я редко с кем разговаривала, не считая Манчереса, и он знает меня настолько хорошо, что не нужно много слов. Я бы рада поговорить с тобой, Блейк, но мне крайне сложно найти подходящие слова для разговора.
Он пристально посмотрел на нее, его губы изогнулись.
– Я имел ввиду, что демон спокоен почти сутки, но... ты хочешь поговорить со мной?
Если бы еще у Элизы было кровяное давление, она бы покраснела. Конечно, Блейк имел ввиду демона. Только она одна была сосредоточена на самой себе, самовлюбленная дура, та, кем она являлась.
– Ничего, - она прошептала.
Рука Блейка плавно переместилась на другую сторону стола, касаясь ее руки.
– Я тоже бы хотел пообщаться с тобой, - сказал он. Тот маленький намек на улыбку поблек, придав лицу очень серьезное выражение.
– Если можно.
Его пальцы были теплыми. Блейк был одет в белую рубашку, с застегивающимся на пуговицах воротником, с открытой шеей, демонстрируя свои искусно выточенные горло и ключицу. Черные брюки ему отлично подходили, подчеркивая не только его худощавость, но и силу в ногах.
Элиза выпила свою воду залпом. Это было неправильно. Она не имела таких чувств по отношению к мужчине с ... давно. И все слишком закончилось ужасно.
– Элиза?
– Блейк все еще пристально смотрел на нее.
– Все в порядке?
Нет. Потому что если я не отступлю сейчас, если не начну избегать тебя с этого мгновения, мне будет так больно, как не было десятилетиями. Моя холодность и безразличие - все, что может спасти меня.
Но, как и Блейк был беспомощен перед судьбой, приводившей его все ближе к солончакам, и к концу его жизни, так и Элиза не могла заставиться себя повернуться к нему спиной. Некоторые вещи должны быть сделаны, независимо от их стоимости.