Дьявол кроется в мелочах
Шрифт:
Настя представила картину, свидетельницей которой стала Софья Михайловна, и внутренне содрогнулась. Такого и врагу не пожелаешь. Ей казалось неудобным возвращать молодую женщину в воспоминания о кошмаре, задавая ей вопросы, но она точно знала, что маму такие этические тонкости никогда не волновали. Она – репортер от бога. Ее талант – добывать информацию, а потому отговаривать ее от звонка бессмысленно. Да и телефон она достанет без Насти. Потратит на двадцать минут больше времени, но достанет.
– Записывай, – обреченно сказала Настя.
Впрочем, вернувшись обратно в свои дела, она тут же про звонок матери забыла.
Настя прикинула объем оставшейся работы. Часа два, не меньше. Посмотрела, сколько времени. Без десяти пять. По всему выходило, что часов до семи, максимум полвосьмого, она закончит свою справку и успеет отдать ее Ветлицкому, пока тот не ушел с работы. Шеф был совой, на работу, если не было заседаний в суде, приходил к полудню и засиживался до восьми. Ему так было удобно, и со странным графиком работы никто не спорил. Тираном Ветлицкий не был, в семейные обстоятельства сотрудников вникал, переработки не приветствовал, а если они случались, платил за это щедро. В общем, никто не жаловался.
Настя снова погрузилась в работу, чтобы успеть к установленному собой же сроку. В семь двадцать ее справка была закончена и безукоризненно оформлена. Девушка в последний раз проверила ошибки, послала документ на печать, аккуратно скрепила листы степлером и еще с минуту полюбовалась на результат своих трудов. Да, такое не стыдно нести шефу.
Выскочив из кабинета, она вихрем пролетела по коридору и ворвалась в приемную Ветлицкого, где по причине позднего времени уже не было секретарши, а дверь в кабинет была открыта.
– Аркадий Борисыч, можно?
Известный адвокат оторвался от компьютерного монитора, на котором что-то увлеченно читал.
– Да, Настюш, заходи. Ты чего тут так поздно?
– Задание ваше выполняла. Вот. – Она протянула бумаги, страшно гордая собой.
– М-м-м. – Он, не глядя, протянул руку, шлепнул пачку листов на стол, дочитывая что-то, по всей видимости, очень интересное. – Вот сколько лет знаю твою мать, а каждый раз не перестаю удивляться силе ее таланта. Такие статьи пишет, что не оторваться. И это мне-то, человеку, пресыщенному преступлениями. Представляю, как обычные обыватели взахлеб ее творения читают.
Если бы у Насти разверзлась бездна под ногами, она, наверное, и то остолбенела бы меньше.
– Вы что, знаете, кто моя мать? – спросила она, пытаясь собраться с мыслями.
Голос дрожал и самой ей показался тонким и каким-то жалким.
– Конечно. Кто в нашем городе не знает знаменитую Инессу Перцеву? Да еще в наших кругах. А что?
– Да нет, ничего, – уныло сказала Настя.
Все ее мечты о самостоятельности летели в тартарары. Какая же она была наивная дура, считая, что Ветлицкий взял ее на работу, плененный ее умом и сообразительностью. Надо было сразу догадаться, что без маминых связей не обошлось. Дура, вот ведь какая она дура. Нет, надо уезжать из города, чтобы не чувствовать на себе вечного клейма «дочери Инессы Перцевой».
– Так, – Ветлицкий наконец закончил чтение, снова повернулся к Насте, взял принесенные ею бумаги. – Давай посмотрим, что ты тут наваяла. Так, хорошо. Ага. Очень хорошо. М-м-м-м, просто великолепно. Поздравляю тебя, Настенька, ты прекрасно справилась с поставленной
– Как девять? – спросила сбитая с толку Настя. – Вы что, получается, уже сами сделали эту работу? А я зачем тогда сутки убила?
– Затем, чтобы потренироваться. – Ветлицкий отложил бумаги и смотрел на девушку с веселым изумлением. – Душа моя, или ты думала, что я реально возложу на тебя поиск обстоятельств, которые позволят конторе заработать три миллиона рублей? Конечно, я все проработал сам, а тебе поручил найти решение, чтобы ты могла потренироваться. Еще раз повторюсь, что справилась ты отлично. Вот, возьми мою таблицу, посмотри, какие два момента ты не заметила.
Настя схватила бумаги и опрометью выскочила в коридор. Ее душили слезы. И не расскажешь же никому. Только, пожалуй, Глашке.
Восемнадцатилетняя Аглая обладала удивительным качеством – умела слушать. Ее внимание было ненавязчивым, интерес искренним. Да, она позвонит Аглае Молчанской, встретится с ней где-нибудь неподалеку, да хотя бы в ресторане «Буррата», и выплачется всласть. Не маме же плакать. Та, мало того что не поймет, так еще и на смех поднимет. Нет, надо встретиться с Глашкой, и они вместе придумают, как Насте преодолеть свое «родовое проклятие».
Подруга, заслышав Настин голос, в котором дрожали только что пролитые слезы, согласилась приехать без разговоров. Не прошло и получаса, как девушки заняли столик в углу ресторана «Буррата», где по причине рабочего дня народу было не так много. По крайней мере, поговорить спокойно другие посетители не мешали.
Выслушав Настин рассказ, несмотря на сильное волнение, не сбивчивый, а логичный и четкий (мама в таких случаях всегда говорила фразу «Штирлиц славится формализмом и логикой»), Аглая на пару минут задумалась. Несмотря на юный возраст, девицей она тоже была серьезной и обстоятельной.
– Ты должна сделать что-то такое, чтобы все, и в первую очередь твоя мама, поняли, что ты уже не ребенок, а человек, способный на серьезные поступки и решительные действия, – наконец изрекла она.
– И что же такое я должна сделать? – горько спросила Настя. – Я и так школу окончила с золотой медалью. На юрфак поступила на бюджет, учусь лучше всех на курсе, работаю, вон, из девяти оснований для разваливания обвинения семь нашла без посторонней помощи и подсказки, а все равно это никому не нужно, потому что мне не доверяют, считая неопытным ребенком и маминой дочкой. Вот мама у меня молодец, такие статьи пишет, что от экрана монитора не оторваться даже такому искушенному человеку, как Ветлицкий, а я сутки псу под хвост отправила, потому что и без моих трудов все всем ясно.
Слезы снова подступили к горлу, и, чтобы не разреветься, Настя решила отвлечься на менее обидную тему.
– Ладно, чего про это говорить, все равно ничего не придумаем. Уеду я, наверное, вот окончу институт и уеду в Москву. Там про мою знаменитейшую маму никто не знает. Ты лучше прикинь, о чем она последнюю статью написала. Ту самую, которой шеф неотрывно читал. О нашей Софье Михайловне.
– Да ну, – не поверила Аглая. – О Менделеевой? Ты хочешь сказать, что она в криминальную хронику попала? Что же она такого натворить-то могла?