Дьявол против кардинала(Роман)
Шрифт:
Ришелье порой начинал роптать, но тотчас сам этого пугался и вымаливал у Бога прощение. У него было такое чувство, что он лезет на высокую стену по веревочной лестнице, и как только ставит ногу на новую ступеньку, та обрывается.
Людовик, поначалу недолюбливавший Сен-Марса, теперь уже души в нем не чаял и не мог без него обойтись. Молодому маркизу удалось то, что до сих пор не удавалось никому: в Пикардии король принимал участие в пирушках в мужской компании, когда пили круговую, произнося здравицы в честь друг друга. Правда, он быстро от этого устал, однако ему нравилось новое для него чувство бесшабашности
В таком боевом настроении он вернулся в Сен-Жермен, поселившись в Новом замке. Анна Австрийская жила в Старом, целиком поглощенная заботами о сыне, который уже начал ходить и вызывал умиление на женской половине своим милым лепетом. При виде отца, пахнущего кожей и лошадьми и гремящего шпорами, малыш неизменно ударялся в слезы и звал мать. Бедная Анна утешала его, как могла, боясь прогневать мужа. Людовик в раздражении уходил к себе, думая, что такое воспитание до добра не доведет, и что надо забрать ребенка от королевы как можно скорее.
В один из таких моментов, когда Людовик глядел туча тучей, а Анна испуганно молчала, Мари де Отфор имела неосторожность сказать какую-то колкость в адрес Сен-Марса. Людовик ничего не ответил, но в тот же день попросил жену освободить мадемуазель де Отфор от обязанностей фрейлины. Анна была на все согласна, лишь бы у нее не отобрали сына. Мари не поверила письму, в котором ей предписывалось немедленно покинуть двор, и подстерегла короля, чтобы услышать приказ лично от него, в тайной надежде, что он не устоит перед ее чарами и передумает. Но Людовик был неумолим.
Сен-Марс стоял у окна и смотрел, как две женщины во дворе садятся в карету. Одна из них обернулась, скользнув взглядом по окнам, словно желала с кем-то проститься. Это была мадемуазель де Шемеро, изгнанная вместе со своей подругой. Анри стиснул в кулаке пряжку от плаща; острие вонзилось в ладонь, но он не чувствовал боли. Кровь тонкой струйкой стекала в рукав, пачкая дорогие кружева…
Через неделю после отъезда Мари де Отфор Сен-Марс выкупил должность главного королевского конюшего. При дворе его теперь называли «господин Главный».
Ришелье недолго радовался успехам своего протеже. В его планы вовсе не входило сделать из Сен-Марса нового Люиня. Однако щенок показал зубы. Когда кардинал при раздаче бенефициев наделил его младшего брата, аббата д’Эффиа, скромным аббатством в глухой провинции, Сен-Марс нажаловался королю, тот рассердился и приказал отдать «малому кардиналу» лучшее аббатство. Ах, вот как! Пешка хочет пройти в ферзи! Хорошо же…
Сен-Марс выехал на Пляс-Рояль, спрыгнул с коня и привязал поводья к кольцу у знакомого дома, в окнах которого горели огни; несмотря на поздний час. Поднялся по деревянной лестнице, улыбнулся изображению святой Екатерины на оконном стекле, расчерченном тонкой решеткой на ромбики и квадратики, мельком глянул на себя в зеркало и очутился в строгой прихожей с двумя окованными железом сундуками в испанском стиле. Сюда доносились голоса, смех, кто-то пел, аккомпанируя себе на лютне.
В каждой из трех гостиных, обитых темно-красным,
— Вот и вы, наконец, — сказала она с легким укором, — я уж думала, что вы сегодня не приедете.
— Марион, я не мог вырваться раньше, — оправдывался Сен-Марс, целуя ее. — Если бы ты знала, какая мука «скучать» вместе с королем, выслушивать его нудные нотации! Ну, пошли, пошли, не будем терять времени…
Лавируя между гостями, останавливаясь, чтобы перекинуться парой слов то с тем, то с другим, они, наконец, выбрались из шумных и душных гостиных. Дальше шли пять спален, некоторые уже были заняты.
— Ты поможешь мне? — томно произнесла Марион, расшнуровывая платье на груди.
— Да, да, любимая! — нетерпеливо отозвался Анри.
Скоро одежда уже лежала на полу, а неизвестно откуда налетевший сквознячок словно невзначай задул свечу…
Людовик, по обыкновению, проснулся рано. Пламя свечи отражалось в черных окнах, а лакей, принесший кувшин с теплой водой, сонно моргал глазами.
— А где же мой дорогой друг? — недоуменно спросил король, не увидев Сен-Марса в числе придворных, пришедших пожелать ему доброго утра. — Где господин Главный?
— Прикажете его разбудить, сир? — угодливо спросил камер-лакей Ла Шене.
— Как? Он еще спит?
— Господин маркиз только два часа как вернулся из Парижа и лег спать.
Король нахмурился; подошел к окну и побарабанил пальцами по стеклу.
— Не надо будить, — отрывисто сказал он. — Обойдемся без него.
Приемная понемногу опустела.
— Ла Шене! — позвал король.
— Да, сир?
— Интересно знать, что господин де Сен-Марс делает по ночам в Париже?.. Ну, отвечайте же; я вижу по глазам, что вам это известно!
— Говорят, — с нажимом произнес Ла Шене, — что господин Главный посещает там Марион Делорм. Он бывает у нее почти каждый день., то есть ночь, так что сия особа уже считает себя его женой и даже называет себя в шутку госпожой Главной. Господин де Сен-Марс подарил ей…
— Довольно! Ступайте!
Ла Шене вышел. Людовик присел к столу и пододвинул к себе чернильницу. «Дорогой кузен, — перо скрипело по бумаге, разбрызгивая чернила, — если бы вы знали, какие мучения мне доставляет господин де Сен-Марс! Он невыносим, ленив, дерзок в речах, высокомерен! Он настолько большого мнения о себе, что распространяет ложные слухи — в том числе и о вас, а после нагло оправдывается, все отрицая..»
…Ришелье не мог не улыбнуться, читая это письмо, написанное старательно выведенными крупными буквами. В своем ответе королю он призвал его быть снисходительнее, «ибо молодость и мудрость — вещи несовместные», и пообещал прочитать Сен-Марсу хорошую проповедь. В тот же день он вызвал господина Главного к себе в Рюэй. Тот отправился туда, как на пытку.
Ришелье сидел в кресле, слегка покачивая головой; Сен-Марс стоял перед ним, переминаясь с ноги на ногу.
— Вы истинный француз, сударь мой, — сказал кардинал, — они никогда не помнят добра и забывают своих благодетелей.