Дьявол в бархате
Шрифт:
– Да будет вам, сэр! – Он насмешливо махнул рукой, что вышло не очень убедительно. – Не думаете же вы…
– Именно что думаю, морковная голова, – оборвал его Фэнтон. – Уж это-то я умею. В доме прячется зло, тошнотворное и смертельное: оно хуже, чем подвал, затопленный нечистотами. И я собираюсь извлечь его на свет божий.
Глава пятая
Китти в сером. И плетка-девятихвостка
В коридоре было всего два окна: в дальнем конце и в стене справа, над лестничной площадкой.
– Слушай, Джайлс.
– Я весь внимание, сэр!
Джайлс тут же оказался рядом с Фэнтоном; выражение его сморщенного лица было еще более глумливым и наглым, чем раньше.
– В той рукописи… то есть сегодня утром, – спохватился Фэнтон, – ты упомянул некую мисс Китти.
– Китти Софткавер, нашу кухарку?
– Точно! Так ее и зовут!
– А я еще сказал, – продолжил Джайлс и глазом не моргнув, – что вы неоднократно обращали на нее свой похотливый взор.
– Так вот, эта Китти… Я… Мы с ней?..
– Помилуйте, мне-то откуда знать? – Джайлс поджал губы, изображая святошу. – Ежели вы сами в сомнениях, тогда это известно наверняка одному лишь Господу. А вы, сэр, стали весьма странно выражаться – ваша речь приобрела необычную утонченность. Так вот… – Его губы снова искривились в озорной усмешке. – Вы частенько на нее смотрите. Точнее, с позволения сказать, так и пожираете ее глазами. И ваше намерение здоровенными буквами написано у вас на лице. Ну да идемте, сейчас я вам всех представлю.
Джайлса, похоже, ничуть не смутило, что хозяина придется знакомить с прислугой, постоянно проживающей в доме. Однако, поразмыслив, Фэнтон пришел к выводу, что ничего странного в этом нет: лишь в исключительных случаях благородный муж снисходит до того, чтобы знать всех слуг в лицо и поименно.
Они спустились в гостиную, оказавшись лицом к парадной двери. О, как изменилась эта гостиная со вчерашнего вечера, когда Мэри Гренвил нанесла визит Фэнтону! Теперь помещение было обшито черными панелями из дуба, на стенах горели серебряные светильники, а у стены стоял большой резной сундук.
Парадная дверь была распахнута настежь.
Фэнтон был готов к тому, что в семнадцатом веке Пэлл-Мэлл будет выглядеть несколько иначе, и все же испытал потрясение: вместо широкой улицы он увидел узенькую аллею, петляющую меж деревьев. Липы, росшие прямо перед входом, уже цвели; сладкий аромат доносился до самых отдаленных уголков гостиной. В памяти Фэнтона всплыла некая Элеонора Гвинн. Он точно знал, что ее поместье располагается по соседству, но не мог вспомнить, переехала она или все еще живет в своей резиденции на севере.
– Сэр, не соблаговолите ли пройти в свой кабинет? – пробормотал Джайлс.
– Погоди. Лорд Джордж уже здесь?
– Прибыли с час назад.
– И как он? Уже ударился во все тяжкие?
– Что вы, сэр, вовсе нет. Он в конюшне, пребывает в добром расположении
– Да ты вконец обнаглел, я смотрю! – разъяренно взревел Фэнтон. Джайлс от неожиданности шарахнулся в сторону. – Что он сказал? Выкладывай!
– Слушаюсь. «Если Ник обхаживает только одну из них, – сказали его светлость, – отчего же мне приходится ждать его целую вечность?»
– Но ведь я…
– «Оттого, – ответил я, – что сэр Ник – знатный гурман и любит подолгу смаковать одно и то же блюдо». – «Вот оно как, – отозвались его светлость, – что ж, дело хорошее. Не будем ему мешать».
Фэнтон снова бросил взгляд на парадный вход. Снаружи стоял швейцар с жезлом. У швейцара был величественный и отстраненный вид; он молча, без лишней суеты впускал желанных гостей и отваживал нежеланных. Отличное решение: не нужно раз за разом хлопать дверьми, и в гостиной нет столпотворения. Жаль, что в двадцатом веке от него отказались.
– Сэр, сэр! – позвал Джайлс, открывая дверь в дальнем конце гостиной. – Не будете ли вы столь любезны войти?
И Фэнтон вошел.
Небольшой кабинет был сверху донизу заставлен книгами в кожаных переплетах. Прямо напротив двери располагалось единственное окно, у которого стоял массивный блестящий стол из темного дерева. Вся мебель была из дуба, а на полу, лишний раз напоминая о богатстве Ост-Индской компании, лежал невероятной красоты ковер. Справа, у стены, помещался резной шкаф высотой с человеческий рост, на который был водружен огромный серебряный подсвечник с тремя восковыми свечами.
Переступив порог, Фэнтон испытал гнетущее чувство: эти стены были пропитаны слезами, мольбами и угрозами. Но при мысли о Лидии его сердце ожесточилось. Он чувствовал, как в нем поднимается злость, и это была его, Фэнтона, злость – а не ярость сэра Ника, налетавшая внезапно, как буря, и стихавшая самое большее за десять минут.
В кабинете, лицом к Фэнтону, стояли, выстроившись полукругом, четверо: мужчина и три женщины. Джайлс с хладнокровным видом снял с крюка у двери небольшую плетку с девятью кожаными хвостами; на конце каждого поблескивал стальной наконечник. Девятихвостка шла в ход лишь в случае чрезвычайно серьезного проступка, но со стены ее снимали всегда – для устрашения.
– Сейчас я представлю всех по очереди, сэр, – сказал Джайлс и ткнул рукоятью плетки в мужчину, стоявшего с левого края. – Это Большой Том, кухонный слуга.
Большой Том всецело оправдывал свое прозвище. Здоровенный детина с копной нечесаных волос был с ног до головы перепачкан сажей: черные пятна покрывали лицо, фланелевую рубаху, замшевый жилет и кожаный фартук. Очевидно, ему приходилось выполнять самые разные обязанности. Он смотрел на Джайлса с нескрываемым презрением, на Фэнтона же – с благоговейным ужасом. Том втянул голову в плечи, подергал себя за густую челку и издал нечленораздельное бульканье.