Дьявол всегда рядом со мной
Шрифт:
Мама была в шоке. Оно и понятно, за мной вообще никогда грешков не числилось. Я лишний раз булочку отдам попрошайке на улице, чем съем сама. Но разве меня стали слушать? Конечно, нет. В кабинет пригласили несколько ребят из класса, и все они в один голос подтвердили, что видели находку.
— Не наказывайте, пожалуйста, Арину, — ангельским голоском пропела мисс Совершенство. Ее грустные и молящие глаза оглядели всех присутствующих. — Думаю, она не со зла. Просто мы с Таней много времени вместе начали проводить. Наверное, она так выразила свою обиду. Но я не злюсь, правда. — Затем на противно-идеальном лице появилась улыбка.
Ох,
— Ты, правда, веришь этой выдре? — Надула я губы, бурча себе под нос заклятия в сторону Аленки.
— Не верю, — пожала она плечами, однако ответ мне показался каким-то не убедительным. Что в этой девке было такого, что все от нее прямо с ума сходили. — Но лучше бы вам подружиться, Арин. Ты у меня уже большая девочка.
Вот так мама закончила свою речь. Дома она, конечно, рассказала обо всем отцу и Лильке. И я выслушала сначала нагоняй от папы, а затем подколы от сестры. В отличие от родителей, Лиля реально поверила в то, что я не причастна к случаю. Но это никак не повлияло на ее шуточки. Вообще мы плохо ладили. Бесили друг друга жутко. Меня раздражало, что нужно было донашивать одежду за сестрой. А ее, что она была старше на год и многие обязанности ложились на ее плечи, зато мне можно было филонить. А еще сестра была выше ростом и имела более округленные формы и темные, густые волосы до самой попы. Поэтому вокруг нее всегда вились мальчишки. Я же была худой, светленькой, и совсем бесформенной. Часто завязывала волосы в хвост, да и в принципе, на фоне яркой Лильки выглядела страшненькой. Хорошо, что учились мы в разных школах. Однако папа считал нас красотками. Хоть кто-то признавал мою красоту.
На следующий день ко мне подошла Таня.
— Арин, — серьезный тон ей был совсем не к лицу. — Давай в наши отношения посторонних не втягивать. Алена неплохая, правда. — Заявила Филимонова, прищурив и без того небольшие глаза. Я не стала ничего отвечать, просто молча прошла, оставив подругу одну в коридоре. Мне было неприятно, что вокруг никто не верил. Алена проучилась с нами без году неделю, а я с одноклассниками считай с садика. И в итоге, они поверили тому, что видят, совсем не подумав, что я бы так никогда не поступила. Даже Танька, с который мы каждый тихий час спали вместе. Было неприятно и горько. Наверное, именно в тот момент, я впервые познакомилась с чувством несправедливости.
2.2.
Почти две недели я оставалась в классе на переменах. На улице стояла солнечная погода, ветра не было, а пушистые облака строили забавные фигурки, которые мы так любили разгадывать, будучи детьми. Но идти во двор, общаться со сверстниками было выше моих сил. Все они смотрели на меня глазами незнакомых людей. Зато Алена блистала, как яркая искорка, взлетевшая от порыва ветра в темную летнюю ночь. Все было так складно у нее, всем она так нравилась. Только со мной что-то не так. Со мной у нее не срослось.
Кирилл тоже в эти дни часто оставался на переменах в классе. Но мы не разговаривали. Каждый занимался своим, я рисовала на полях в тетрадке, а он обычно читал книги. Вечно таскал с собой разного рода литературу. Однажды я не выдержала и спросила:
— О чем эта книга? Ты
— Куда деваются утки в Центральном парке, когда пруд замерзает? — Пустым и совсем без эмоциональным тоном задал вдруг вопрос Соболев, закрывая книгу.
— Что? — Непонимающе захлопала ресницами, рассматривая впервые соседа за партой. У него было овальное лицо и больше кристально-зеленые глаза, отливающие бликами. Будто сам океан смотрит на тебя, настолько красивые и выразительные, но и настолько же холодные и отстранённые. Короткие темные волосы, челка закрывающая лоб, выточенные скулы.
— История о герое, которого этот мир и гнетёт, и притягивает. С людьми ему тяжело, без них — невыносимо. — Отвечает коротко Соболев, но не отводит взгляд. В его глазах нет интереса, нет желания или еще чего-то. Но он продолжает смотреть прямо, будто пытается вытащить мое нутро, мой скелет из железных оков.
— А тебе?
— Что мне? — Склоняет голову на бок Кирилл, в ожидании моего ответа.
— Тебе тоже с людьми тяжело?
На этот вопрос ответа в итоге не последовало. Прозвенел звонок, толпа шумных одноклассников вихрем забежала в класс, и неожиданно разговорчивый Соболев, вновь отвернулся, возвращаясь в свой панцирь. Это был наш первый странный разговор, но далеко не последний.
А в пятницу, перед физкультурой произошел случай, который я часто потом вспоминала. Пыталась понять, где проходят границы безоговорочного доверия человеку и собственным глазам.
Алена с Танькой и еще несколькими девчонками убежали в раздевалку первыми. Остальные покинули кабинет минуты через две. Я же не пошла на урок, вечером болело горло, и мама написала записку. Поэтому досиделась до самого последнего и когда планировала уже пойти на первый этаж, в класс забежала Аленка. Она схватила с парты резинку для волос, видимо забыла, и снова упорхала. Вся такая красивая и воздушная. От одного ее вида желание идти в зал пропало напрочь. Поэтому я еще посидела минуты две, а затем, когда время уже поджимало, с неохотой покинула кабинет.
Шла я медленно, то и дело оглядывалась на стены с плакатами, которые рисуют старшеклассники. В коридоре на удивление было пусто. Все же погода давала о себе знать, и народ большую часть времени проводил на улице. Только из учительской доносились разговоры, уж где-где, а там всегда шли обсуждения. Подходя к лестнице, я услышала знакомый голос.
— Пожалуйста, — молвил он, да с таким жалостливым оттенком, что у меня аж мороз пробежался по коже. Но лучше бы я остановилась, чем сделала проклятый шаг в сторону. Потому что картина мне открылась ужасная, едкая, словно кислота, которая прожигает каждый участок кожи. Я увидела, как Алена взмахнула руками, пытаясь явно поймать равновесие, увидела, как сложив руки в карманы, стоит перед ней Кирилл, увидела, как нога Аленки соскальзывает, и как она камнем летит вниз до лестничной площадки.
За долю секунды Алена оказалась внизу, а ее рот больше не издавал и звука. Хотя в момент падения она кричала, но каким-то не своим голосом. Это был вопль. Дикий, разрывающий перепонки, давящий и очень страшный.
Из учительской тут же выбежали педагоги. А я стояла в полном оцепенении. Не могла взять никак в толк, что произошло. Картинки вспышками появлялись и исчезали в голове. Наверное, так протекает шок. Мозг отключается. И ты стоишь, как дурак, пытаясь понять: правда вокруг творится или же вымысел.