Дьявол знает, что ты мертв

Блок Лоуренс

– Что ты имеешь в виду?

– Джен Кин, – сказала она, четко произнося каждый слог. – Ты сошелся с ней снова, не так ли? У тебя разгорелся новый роман с бывшей возлюбленной, верно? Твои чувства к ней до сих пор не остыли!

– Иисусе!

– Я не собиралась заводить этот разговор, – продолжала она. – Клянусь, не собиралась. Но так уж сложились обстоятельства. Скажи только, как нам жить дальше? Или сделай вид, что ничего не происходит. Будешь мне лгать?

– Джен умирает, – сказал я. – Ее скоро не станет. Ее пожирает рак поджелудочной железы. Ей осталось несколько месяцев. Врачи дали год, но большая его часть уже позади. Она позвонила мне пару

месяцев назад. Примерно в то время, когда убили Глена Хольцмана. Сказала, что умирает, и попросила об одолжении. Ей понадобилось оружие. Чтобы она смогла застрелиться, если боль станет невыносимой. И она позвонила мне вчера, потому что хотела оставить мне в наследство одну из своих работ. Начала распределять имущество, чтобы вещи достались тем, кому ей хотелось их передать. А я вчера же отправился к ней на квартиру, чтобы забрать одну из ее ранних скульптур в бронзе. Так что, насколько я понял, в ее распоряжении совсем мало времени. Сейчас она позвонила и сообщила, что не вложит дуло в рот и не размажет мозги по стене. Она решила умереть естественным образом, а мне объяснила, зачем ей это нужно и как к ней пришло такое решение. – Да, – сказал я, – мы с ней стали встречаться опять, но не в том смысле, который ты вкладываешь в это слово. И конечно, никакой любовной связи между нами больше не было. Я люблю ее, она мне дорога как хороший друг, но не как любовница.

– По-настоящему я влюблен только в тебя, – сказал я потом. – Ты единственная и неповторимая. В своей жизни я серьезно любил только тебя и продолжаю любить.

– Я чувствую себя круглой дурой, – грустно усмехнулась Элейн.

– Отчего же?

– Потому что так чудовищно ревновала тебя к умирающей. Весь прошлый вечер я просидела здесь, исходя ненавистью к ней. А теперь пришло ощущение, насколько же я глупа, омерзительна, мелочна и ничтожна. И совсем свихнулась. Действительно свихнулась.

– Но ты же ничего не знала?

– Не знала, – кивнула она, – и это заслуживает отдельного разговора. Как ты мог жить со всем этим на душе, но ни словом не обмолвиться? Ведь прошло уже… Сколько? Месяца два? Почему ты ничего мне не рассказал?

– Сам не понимаю.

– А с кем-нибудь другим обсуждал ее?

– Да, мы немного поговорили с Джимом, но и ему я не признался, что она попросила достать револьвер. И с Миком мы тоже разговаривали.

– Он и вручил тебе оружие, как я подозреваю?

– Нет, он яростный противник самоубийств.

– Но не убийств?

– Как-нибудь я попробую объяснить тебе, в чем он видит различия. Но я даже не просил у него пистолета, не желая ставить в неловкое положение.

– Тогда где же ты взял оружие?

– Ти-Джей купил для меня револьвер у кого-то на улице.

– Боже всемогущий! – воскликнула она. – Ты заставляешь его покупать пистолеты, торговать наркотиками и вязаться с транссексуалами! Воистину ты оказываешь на юнца сугубо позитивное влияние. Ты объяснил ему, зачем тебе пистолет?

– Нет. Он и не спрашивал.

– Я тоже тебя ни о чем не спрашивала, – сказала она, – но ты все равно мог бы со мной поделиться. Почему же ты промолчал?

Немного подумав, я ответил:

– Наверное, опасался.

– Что я не пойму тебя?

– Нет, не этого. Ты порой понимаешь больше, чем я сам. Скорее, я боялся, ты не поддержишь моего решения.

– Добыть для нее оружие? А разве это мое дело, поддерживать тебя в таком вопросе или возражать? Ты бы так или иначе поступил по-своему, скажешь – нет?

– Вероятно.

– Что б ты

знал: я целиком одобряю смену ее настроения и решение не заталкивать дуло себе в рот. Но я в той же степени считаю, что ты поступил правильно, когда снабдил ее оружием, дав право выбора. Мне не нравится только одно: ты не должен держать меня в неведении, проходя через такие муки. Как ты собирался поступить после ее смерти? Не явиться на похороны вообще? Или соврать мне, что едешь смотреть бокс в Саннисайде?

– Я бы все тебе рассказал.

– Спасибо и на этом.

– В какой-то степени здесь сыграло роль отрицание неизбежного, – сказал я. – Расскажи я тебе, и все стало бы предельно реальным.

– Согласна.

– И я боялся еще кое-чего.

– Чего же?

– Что ты тоже умрешь.

– Но я ведь не больна.

– Знаю.

– Так почему же…

– Мне ненавистна мысль, что Джен умирает, – ответил я. – С ее уходом я потеряю нечто важное, но такое происходит постоянно. Мы лишаемся дорогих нам людей, но нам приходится продолжать существование без них. Этому нас учит жизнь. Но если что-то случится с тобой, то я даже не знаю, смогу ли жить дальше. Подобные мысли навязчиво лезут мне в голову, и приходится делать над собой огромное усилие, чтобы не думать об этом все время. И порой, когда мы лежим с тобой в постели, я прикасаюсь к твоей груди и невольно начинаю беспокоиться, не вызревает ли внутри нее что-нибудь злокачественное. Или случайно нащупываю шрам в том месте, куда тот подонок ударил тебя ножом, и тревожусь: вдруг врачи что-то важное проглядели в твоей ране? Прошло всего несколько лет, как я сам осознал, что смертен. Соображение невеселое, но с ним быстро свыкаешься. А теперь то, что происходит с Джен, заставило меня думать о твоей возможной смерти. И ее я боюсь как ничего другого.

– Глупый старый медведь. Я буду жить вечно. Разве ты не знаешь об этом?

– Ты не поставила меня в известность о своем бессмертии.

– У меня нет выбора, – сказала она. – Я ведь из АА. Богиня Ал-Анон. И не могу позволить себе умереть, пока хоть одна живая душа на этом свете нуждается в моей помощи. О господи, обними меня, милый! Я ведь была уверена, что теряю тебя.

– Никогда!

– А мне все мнилось: она такая интересная, она цельная натура, она треклятый скульптор и все такое! Наверняка к ней мужчины привязываются и обожают ее гораздо сильнее, чем какую-то бывшую шлюху, которая всю жизнь зарабатывала себе на жизнь в чужих постелях.

– Значит, вот как ты рассуждала?

– Да. Я считала ее цветком чистейшей нежности для тебя.

– Много ты понимаешь. Цветок чистейшей нежности – это именно ты!

– Правда?

– Даже не задавай мне подобных вопросов.

– Я – цветок. Гм…

– Так и есть.

– Извини, что повела себя позорнейшим образом, – сказала она. – Но я исправлюсь. Послушай, почему бы нам снова не лечь? Ничего не станем делать. Просто побудем вместе близко-близко.

– А разумно ли это? Мы можем потерять контроль над собой.

– Да, такое весьма вероятно.

Ближе к вечеру я стоял у окна гостиной. Элейн подошла и встала рядом со мной.

– Обещали, что ночью сильно похолодает, – сказала она. – Возможен даже снег.

– Тогда это будет первый снегопад в этом году, верно?

– Да. Мы можем пойти гулять под снежком, а можем остаться здесь и полюбоваться из окна. В зависимости от настроения.

– Я вспоминал мой самый первый приезд в эту квартиру. Вид был намного лучше до того, как построили те дома.