Дьявол. Ставка на любовь
Шрифт:
— Я не могу не думать об этом, Максим. Ты относишься к себе, будто тебе плевать на свою жизнь!
— Почему ты зациклилась? У тебя отец в этом спорте…
— Вот именно! В спорте. С правилами и судьями. А не в подпольных боях, где происходит откровенный мордобой! И ещё он не состоит в банде…
— Чёрт! — боец скатывается с меня, падая рядом на спину. — Ещё какие-то предъявы будут?
— Нет. Только просьба.
— Слушаю.
— Моему папе лучше пока не знать про нас, — выпаливаю скороговоркой.
И
Боец медленно садится на кровати, я тоже.
— Другими словами — никто не должен знать, — мрачно цедит Высоцкий и врезается в меня прищуренным взглядом. — Так?
— Мне нужно время, — виновато опускаю голову. — Я подготовлю папу и…
— Можно в глаза мне смотреть? — чеканит он зло.
Вскидываю на него растерянный взгляд и мысленно подбираю слова, чтобы объяснить свою позицию.
Господи! Ну почему всё так сложно? Зачем я вообще об этом заговорила? Надо было прежде всё обдумать, а потом уже пускать в ход свой глупый язык!
Как донести до Высоцкого, что я не хочу ранить единственного родного человека? Ведь для папы я маленькая девочка, которую он всю жизнь оберегал от всего опасного. В том числе от таких парней, как Максим.
Если он узнает, что мы с бойцом настолько сблизились, он… Я даже не знаю, что будет…
Мне определено нужно обдумать, как всё безболезненно преподнести.
— Просто выслушай меня, пожалуйста… — морщусь от того, что Максим меня не так понял.
И оторопело замолкаю, услышав неожиданный звонок в дверь.
Не проронив ни слова, Высоцкий поднимается с кровати и, надев штаны, идёт открывать дверь. А я вскакиваю на ноги и в панике мечусь по комнате, стремясь побыстрее одеться.
Успеваю только натянуть бельё, когда тишину квартиры нарушают леденящие душу женские рыдания, заставляющие меня стремительно завернуться в покрывало и выглянуть в коридор.
Замираю в дверном проходе, видя, что к груди Максима припадает светловолосая женщина. Она что-то кричит ему в истерике. Слов разобрать невозможно — незнакомка буквально задыхается от эмоций.
— Что случилось, ма? — боец слегка встряхивает её за плечи, заглядывая в лицо. — Объясни нормально!
Ма?
Изучаю женщину с удвоенным интересом и сразу вижу сходство: светлые волосы, общие черты лица. Оказывается, Максим, как и его сестра, очень похож на маму.
— Что с твоим телефоном?! — взвизгивает женщина.
— Я отключил его на вечер.
— Правильно! У нас трагедия, а ты без связи!..
— Да что случилось-то?! — рявкает парень, теряя терпение.
— Твоя сестра попала в аварию! Машина загорелась!.. — кричит она и резко обмякает в руках парня.
Высоцкий бледнеет, я в ужасе ахаю и прикрываю рот ладонью.
— Неси её на диван, — тороплю бойца и, зафиксировав покрывало на груди, быстро иду в гостиную.
Хватаю аптечку, нахожу в
— Маша… — всхлипывает она в полубреду. — Я знала, что добром это не кончится. Этот бедовый мальчишка рано или поздно погубит мою дочь…
— Мне нужны подробности, — прерывает её сын, слегка хлопая по щекам. — Слышишь?
Увидев, что женщина находится в полуобморочном состоянии, он выругивается и уходит за телефоном. Кому-то звонит.
Стараюсь не задавать вопросов и не нервировать Максима ещё больше. Прислушиваюсь к обрывкам телефонного разговора, а у самой тревожно сжимается сердце.
— …Где это случилось? На какой трассе конкретно?.. — рявкает он нетерпеливо. — Таксиста этого пробей, скинь мне инфу. Давай, — сбрасывает вызов и снова набирает чей-то номер. — Да, я уже в курсе. Куда её увезли?.. Городской роддом? Ясно. Демон где?.. Понял, перезвоню.
Затаив дыхание, смотрю на парня влажными глазамии хочу поддержать его. Но не могу подобрать слов. Ситуация страшная, и я не знаю подробностей. Насколько всё серьёзно?
— Машка в роддоме, — спустя пару мгновений делится Высоцкий. — Экстренно прокесарили, с ребёнком нормально всё. Дём тяжелый. Пока неизвестно, что с ним будет…
— Ничего не будет, — неожиданно подаёт голос его мама. — Такие в огне не горят и в воде не тонут. Мерзавец! Он во всём виноват. — Женщина вытирает ладонью влажные щеки и только сейчас замечает меня, сидящую у её ног. — Это ещё что? — произносит, презрительно кривя губы. — Очередная твоя подстилка? Убери её от меня.
Её слова заставляют мои щёки гореть, будто от пощечин. В груди вспыхивает обида, на глаза резко набегают слёзы, горло словно сжимают железными тисками.
Унизить человека двумя фразами — это надо уметь. Меня словно змея укусила, и теперь её яд распространяется по всему организму.
— Ещё раз так её назовёшь — будешь извиняться, — звучит голос парня, пропитанный арктическим холодом. — Вика — моя…
Мать его не дослушивает — начинает рыдать громче прежнего и причитает о дочери. А я вдруг понимаю, что передо мной искусная манипуляторша, умеющая по щелчку пальцев менять роли. Больно ужалив, она стремительно занимает позицию жертвы. И это открытие поражает.
Но больше всего поражает, что Максим верит ей. Он смотрит на мать с тревогой и видно, что искренне переживает за её состояние.
— Нам надо срочно ехать к Маше! — требует женщина. — Я хочу убедиться, что с ней всё в порядке!..
— Мне нужно одеться, — кидает в ответ Высоцкий и подхватывает меня за талию, утягивая в спальню. — Она не в себе и не соображает, что несёт, — оправдывает он мать.
Никак это не комментирую. Сажусь на кровать и наблюдаю за сборами бойца. В груди полыхает возмущение и обида на несправедливость, но я держу их в себе.