Дьявольская секта (Сборник)
Шрифт:
— Разнимите же их, разнимите!
Пол наконец пробился ко мне. Он растолкал стоящих вокруг зрителей, если их можно так назвать, и ринулся вперед. Потом я отчетливо увидела Льюиса, его изящную, тонкую руку, вцепившуюся в горло застывшего парня, сжавшую его в безумном объятии. Я видела руки Пола, схватившие и отрывающие палец за пальцем руку Льюиса от жертвы. Потом меня оттолкнули, и я, оцепенев, упала в кресло.
Все смешалось: Льюиса держали в одном углу, в другом старались привести в чувство того, в кожаной куртке. Так как никто не собирался звать полицию, мы втроем быстренько
Я повернулась к нему и, насколько мне удалось, веселым голосом воскликнула:
— Ну и ну, вот это вечерок!
Пол не ответил, но перегнувшись через меня, пристально посмотрел на Льюиса.
—Что ты принял, Льюис, ЛСД?
Льюис промолчал. Я резко повернулась и тоже взглянула, на него. С откинутой назад головой он смотрел в небо, в другой мир.
— Как бы то ни было, — мягко продолжал Пол, — ты едва не убил человека... Что произошло, Дороти?
Я колебалась. Признаваться не хотелось.
— Парень сказал, что я... э... немного стара для этого заведения.
Я надеялась, что Пол, по крайней .мере, возмутится, но он лишь пожал плечами, и мы наконец отчалили.
В пути мы не обмолвились пи словом. Льюис вроде бы спал, и я с отвращением подумала, что он, вероятно, полон своего драгоценного ЛСД. Я, в общем-то, не против наркотиков, только считаю, что и алкоголя вполне достаточно, а все остальное меня пугает. А еще я боюсь аэропланов, подводного плавания и психиатрии. Земля — единственное, что меня успокаивает, хотя и здесь много грязи. Как только мы приехали, Льюис выскочил первым, что-то пробормотал и исчез в доме. Пол помог мне выбраться из машины и прошел за мной на террасу.
— Дороти... ты помнишь, что я говорил тебе о Льюисе в первый раз?
— Да, Пол. Но теперь он тебе нравится, не так ли?
— Да, только я... — Он запнулся. Для Пола это редкость. Потом он взял мою руку, поцеловал ее. — Он... ты. знаешь, а думаю, он не совсем нормальный. Он в самом деле чуть не убил того бородача.
— Кто будет нормальным после кусочка сахара, пропитанного этой дрянью? — задала я логичный вопрос.
— Главное в том, что он просто буйный, и мне не нравится, что ты живешь с ним.
— Честно говоря, я думаю, что он очень любит меня и никогда не причинит мне вреда.
— Во всяком случае, он скоро станет звездой, и ты избавишься от него. Грант говорил мне. В следующем фильме ставку делают на него. К тому же он талантлив. Дороти, когда же ты выйдешь за меня замуж?
— Скоро, — ответила я,—очень скоро.
Наклонившись, я легонько поцеловала Пола в губы. Он вздохнул. Я оставила его на террасе и пошла в дом взглянуть на будущую суперзвезду. Льюис распластался на полу на моем мексиканском ковре, голова его покоилась на руках. Я прошла на кухню, сварила кофе и наполнила чашку для Льюиса, одновременно репетируя про себя речь о вреде наркотиков. Потом вернулась в гостиную, присела рядом с Льюисом, похлопала по плечу. Бесполезно.
— Льюис,
Он повернулся на спину и бросился мне в объятия, сотрясаясь от неистовых рыданий, которые почти задушили его и испугали Меня. Спрятал голову у меня на плече, кофе расплескался по ковру, а я, тронутая и испуганная одновременно, слушала сбивчивые признания, слетавшие с его губ и тонувшие в моих волосах:
— Я мог бы убить его... О!.. Я должен был... еще, секунда... еще одна секунда... Сказать такое... тебе... о!.. Он был у меня в руках... да, был...
— Но послушай, Льюис, нельзя же так драться с людьми, это же неразумно.
— Свинья... он просто свинья... глаза зверя! У них у всех звериные глаза... у всех... ты не понимаешь... Они разъединят нас, они доберутся и до тебя тоже... до тебя, до тебя, Дороти.
Я гладила его волосы, целовала виски. Я успокаивала ребенка, расстроенного ребенка.
— Ну успокойся, — бормотала я. — Пойми, ведь это же пустяк.
От сидения на корточках с навалившимся на плечо Льюисом у меня начало сводить икры, и я сказала себе, что подобные сцены не для женщины моего возраста. Чтобы вернуть Льюису уверенность и вкус к жизни, нужна молодая невинная девушка. Я ведь хорошо знала, какой может быть жизнь, знала очень хорошо. Наконец Лью немного успокоился. Я осторожно высвободилась, уложила его на ковер. Потом укрыла шерстяным платком и, измученная, пошла наверх спать.
Среди ночи я проснулась, Дрожа от страшной мысли. Почти час я сидела в темноте, как сова, собирая вместе обрывки воспоминаний. Затем, все еще дрожа, спустилась вниз, на кухню, сварила кофе и, подумав, плеснула в чашку коньяка. Занималась заря. Я вышла на террасу, посмотрела на восток, где тянулась длинная, бледная, но уже синеющая полоса, на «ролле», снова атакованный сорняками к концу недели — пятница, на любимое кресло Льюиса, на свои руки, вцепившиеся в перила. Я все еще дрожала. Не имею понятия, сколько простояла я на террасе вот так, держась за перила. Время от времени пыталась сесть в кресло, но та же страшная мысль тут же поднимала меня на ноги, как марионетку. Я не смогла даже зажечь сигарету.
В восемь часов жалюзи в окне Льюиса стукнулись о степу над моей головой, и я вздрогнула. Услышала, как Льюис спустился вниз, насвистывая, зажег газ. Казалось, ЛСД уже выветрился. Глубоко вдохнув утреннего воздуха, я вошла на кухню. Льюис удивился, увидев меня, а я, застыв, секунду разглядывала его: такой молодой, красивый, благородный.
— Извини за вчерашний вечер, — вздохнул он. — Я больше никогда не притронусь к этой гадости.
— Вот что, — сурово начала я и села наконец на стул. Возможность с кем-то поговорить, пусть даже с ним, странным образом успокоила меня. Льюис наблюдал за кофейником, но что-то в моем голосе заставило его посмотреть на меня.