Дьявольская сила (сборник)
Шрифт:
Она прикоснулась к его руке.
Баббер поднял взгляд. — Что вы? — пробормотал он.
— Ты не против, что я прикоснулась к тебе, правда ведь?
— Да нет, пожалуйста. — Он продолжал читать. Старая леди ощущала его молодость, трепетавшую между ее пальцами, струившуюся по ее руке, — пульсирующую, вибрирующую, журчащую юность, которая была так близко. Никогда она не была еще так близко, Чтобы до нее можно было дотронуться. Острая жажда жизни вызвала головокружение, странное чувство неустойчивости. И в этот момент все началось снова — как и тогда. Она закрыла глаза, чтобы это ощущение еще больше захватило ее, заполнило, перенеслось
Она посмотрела на свои руки — они заметно округлились, ногти словно очистились. А ее волосы — опять черные, они тугими, тяжелыми локонами ниспадали на шею. Потрогала щеку — морщин не было, кожа стала упругой и мягкой.
Чувство радости, нарастающего и искрящегося веселья захлестнуло ее. Она окинула взглядом комнату и улыбнулась, явно почувствовав свои крепкие белые зубы, прочные десны, алые губы; потом резко встала, ощущая уверенное и надежное тело, сделала быстрый, проворный поворот вокруг своей оси.
Баббер прекратил читать. — Что, пирожки готовы? — спросил он.
— Сейчас посмотрю, — голос ее звучал живо, богатый оттенками, выветрившимися и выцветшими много лет назад. Теперь это снова был он — ееголос — гортанный и чувственный. Она быстро прошла на кухню и заглянула в духовку.
— Готовы, — игриво позвала она. — Иди, получай.
Баббер прошел на кухню, взгляд его при виде пирожков заметно оживился. Он почти не обращал внимания на стоявшую у дверей женщину.
Миссис Дрю поспешила из кухни. Она прошла к себе в спальню и прикрыла за собой дверь, затем обернулась и посмотрела в висевшее на стене высокое зеркало. Молодая — она снова была молодая, переполненная живительными силами бурлящей юности. Сделала глубокий вздох, и ее упругая грудь чуть всколыхнулась. Глаза горели, она улыбалась, потом закружилась волчком, юбка разлетелась колоколом. Такая молодая и очаровательная!
И на сей раз все это никуда не исчезло. Она открыла дверь. Баббер совал пирожки в рот, рассовывал по карманам. Он стоял посередине гостиной, его туповатое и жирное лицо покрывала смертельная бледность.
— Что случилось? — спросила миссис Дрю.
— Я ухожу.
— Ну что ж, Бернард. Иди. И спасибо за то, что почитал мне. — Она опустила ладонь ему на плечо. — Может, потом как-нибудь увидимся.
— Мой отец…
— Я знаю, — она весело рассмеялась и открыла перед ним дверь. — До свидания, Бернард, до свидания.
Она смотрела, как он спускается по лестнице, каждый раз наступая на ступеньку обеими ногами. Потом закрыла дверь и бегом вернулась в спальню. Расстегнула платье и скинула его — поношенная серая ткань показалась ей неприятной. На какое-то мгновение она задержала взгляд на своем прекрасном, округлом теле, прильнувших к бедрам руках.
Чуть повернувшись, она возбужденно рассмеялась — глаза ее сияли. Ну что за чудесное тело, сияющее струившейся из него жизнью. Высокая грудь — она коснулась рукой ее упругой плоти. И так много всего теперь надо было сделать! Она обернулась и посмотрела вокруг себя, учащенно дыша. Так много всего! Потом открыла в ванной краны и принялась укладывать волосы на макушке.
Ветер
Он глубоко вздохнул и, наклонив голову, побрел дальше. На углу остановился, ухватившись за какой-то столб. Небо совсем почернело, зажглись уличные фонари. Он собрал остатки сил и двинулся вперед.
— Ну где этот чертов мальчишка? — проговорила Мэй Сюрл, в десятый раз выходя на крыльцо. Ральф зажег свет и подошел к жене. — Ветер-то какой страшный.
И действительно, ветер с воем и свистом носился над крыльцом. Оба супруга мерили взглядами простиравшуюся перед ними темную улицу, но так ничего и не увидели, если не считать обрывков газет и прочего мусора, метавшегося по тротуару.
— Пойдем внутрь, — сказал Ральф. — А ему сегодня, как придет, определенно достанется на орехи.
Они сели за обеденный стол. Неожиданно Мэй опустила вилку. — Слушай! Ты ничего не слышал?
Ральф вслушался.
Снаружи, со стороны входной двери, доносился какой-то слабый, постукивающий звук. Он встал. Ветер продолжал завывать, отчего по потолку в верхней части дома плясали черные тени. — Пойду посмотрю, что там, — сказал он.
Мужчина подошел к двери, открыл ее. Что-то серое-серое и сухое билось о перила крыльца, поддерживаемое порывами ветра. Он вгляделся, но так и не разобрал, что это было. Пучок или ком сухой травы, да, пожалуй, сорняки какие-то и еще обрывки тряпичных лохмотьев.
Пучок метнулся ему под ноги, и тут же порывом ветра его снесло в сторону, а затем поволокло вдоль наружной стороны дома. Ральф медленно закрыл дверь.
— Что это было? — спросила Мэй.
— Ничего, просто ветер, — ответил Ральф Сюрл.
У. Ф. Харви
АВГУСТОВСКАЯ ЖАРА
Мне казалось, что то был один из самых замечательных дней в моей жизни, и поскольку те события все еще свежи в моей памяти, я бы хотел как можно точнее отобразить их на бумаге.
Для начала позвольте представиться — меня зовут Джеймс Клэренс Уизенкрофт.
Мне сорок лет, здоровье у меня прекрасное, и я даже не припоминаю, когда в последний раз болел.
По профессии я художник, хотя и не особенно преуспевающий, однако то, что приносят мне мои черно-белые работы, вполне удовлетворяет все необходимые потребности.
Моя единственная родственница — сестра — скончалась пять лет назад, так что я веду вполне самостоятельный и независимый образ жизни.
В это утро я позавтракал в девять часов, после чего стал просматривать утреннюю газету и, попыхивая трубкой, надеялся отыскать в ней какой-нибудь достойный моего карандаша сюжет.