Дьявольская сила (сборник)
Шрифт:
Положив револьвер в карман, отперев дверь и снова заперев ее за собой, я отправился спать.
Я заснул как после десятидневного перехода — настолько чувствовал себя измотанным; проснулся поздно, но все случившееся ночью помнил четко — знал, что мне это не приснилось. Зарядив дробовик, я направился прямо в контору.
Змея все еще лежала около стола — голова зажата внутри корзины, а тело придавлено к полу тяжелыми бухгалтерскими книгами. Однако, она, вроде бы, выпрямилась и приняла обычную форму, и, когда я слегка постучал по ней рукояткой револьвера, сохранила абсолютную неподвижность. Мне никак не верилось, что это всего лишь безобидный кусок хорошо отполированного дерева, и зная, что в нем заключена
Несколько позже появился Умтонга — я как чувствовал, что он обязательно придет. Он как-то сгорбился и одряхлел. Говорил мало, и снова о долге — спросил, не прощу ли я часть долга; сказал, что мог бы заплатить сполна, но это разорило бы его; сказал, что продажа собственных жен означала бы потерю авторитета у племени.
Я объяснил ему, что его долг не имел ко мне никакого отношения, что он являлся должником Ребекки, так как после смерти Бенни к ней отошло все хозяйство.
Его, похоже, удивили мои слова: туземцы не одобряют, когда женщины владеют собственностью. Он считал, что хозяйство принадлежало мне и что в отношении Ребекки моя единственная обязанность заключалась в том, чтобы кормить ее, пока она жива.
Затем он поинтересовался, помог бы я ему, если бы распоряжался сам. Я ответил, что вымогательство не моя стихия. Ответ его, кажется, удовлетворил. Подобрав своего ужасного приятеля, и больше не сказав ни слова, он, тяжело ступая, вышел из комнаты.
На следующей неделе мне пришлось отправиться в Мбабане за товаром. Отсутствовал я пару дней, а когда вернулся, узнал, что Ребекка умерла и ее уже похоронили. Мальчишки-слуги рассказали мне, что произошло. Вечером когда я уехал, Умтонга встретился с Ребеккой. Он опять колдовал у крыльца, а утром обнаружили ее почерневший труп. Я спросил, не оставлял ли Умтонга свою палку, хотя заранее знал ответ: „Да, он пришел за ней на следующее утро“.
Я начал разбираться с делами Бенни. Облазил всю хибару вдоль и поперек — Бенни не доверял банкам и хранил деньги в тайнике. Но вот где? Мне потребовалось целых три недели, чтобы найти его кубышку. Кроме того, я провернул оставшиеся дела, и в итоге у меня на руках оказалось десять тысяч. С тех пор я превратил их в сто тысяч, и теперь вам, должно быть, стало понятно, почему именно благодаря черной магии мы сегодня сидим здесь вместе».
Когда Карстерз подходил к концу своего рассказа, что-то заставило меня повернуться и посмотреть на Джексона. Тот пристально смотрел на хозяина дома — темные глаза на желтом лице горели свирепым огнем.
— Вас зовут не Карстерз, — вдруг выкрикнул он резким голосом. — Вас зовут Томпсон, а меня Исааксон. Я тот ребенок, которого вы обобрали и бросили на произвол судьбы.
Прежде чем я полностью осознал значение его слов, Джексон вскочил на ноги, и, вонзив блестящее лезвие ножа в грудь Карстерза, завопил:
— Ты, чудовище… ты заплатил тому дьяволу, чтобы он убил мою мать.
Роберт Блох
МАТЕРЬ ЗМЕЙ
Вудуизм представляет собой необычное явление. Сорок лет назад о нем знали только немногие посвященные. А сегодня, благодаря исследованиям в данной области, на нас обрушился огромный поток информации и еще более мощный поток дезинформации.
Появившиеся в недавнее время популярные книжки о вудуизме, в большинстве своем, являются откровенно романтическими фантазиями, плодом воображения безуспешно теоретизирующих невежд.
Но, может быть, это и к лучшему. Потому что правда о вудуизме такова, что ни один писатель не захочет, да и не осмелится опубликовать ее. Кое в чем эта правда пострашнее их самых диких фантазий. Я сам был свидетелем некоторых событий, о которых и говорить не хочется. Да,
Я жил на Гаити и потому знаю этот мрачный остров. Многое мне стало известно из легенд, кое с чем я столкнулся по чистой случайности, но основа моего знания добыта из единственно подлинного источника — рассказов местных негров. Люди они, как правило, неразговорчивые — эти старики, живущие в глуши гор. Потребовались все мое терпение и длительное общение с ними, прежде чем они приняли меня в свой круг и поделились своими тайнами.
Вот почему появляется много книг о путешествиях, которые столь безжалостно коверкают действительность — писателю, приехавшему на Гаити всего на полгода-год, вряд ли удастся завоевать доверие тех, кто знает факты. А факты знают очень немногие, и очень немногие не боятся поделиться ими.
Поэтому позвольте мне поведать вам о былых днях, о минувших временах, когда на волне крови Гаити обрела свою государственность.
Это произошло много лет тому назад, вскоре после бунта рабов Туссен-Лувертюр, Дессалин и король Кристоф возглавили восстание, и в ходе кровопролитной борьбы добились освобождения страны от французского владычества. Они создали королевство, основанное на жестокости более фантастической, чем царивший там ранее деспотизм.
В те времена на Гаити не было счастливых негров. Они слишком хорошо знали, что такое пытки и смерть; им, бывшим рабам и потомкам бывших рабов, была совершенно неведома беззаботная жизнь жителей соседних стран Вест-Индии. Население Гаити являло собой необычное и буйное смешение многочисленных рас и народов. Там проживали отличавшиеся жестокостью выходцы из племен, населявших Ашанти, Дамбалла и побережье Гвинеи; угрюмые карибы; смуглые потомки беглых французов; метисы, в чьих жилах текла испанская, негритянская и индейская кровь. На побережье правили хитрые и вероломные полукровки и мулаты, а за горами — еще более страшные люди.
На Гаити имелись джунгли, непроходимые джунгли — опоясанные горами и заболоченные леса эти кишели ядовитыми насекомыми и заразными болезнями. Белые люди не осмеливались ходить туда: это было хуже смерти. Кровососущие растения, ядовитые рептилии и орхидеи изобиловали в лесах, скрывавших ужасы, неведомые даже в Африке.
Именно там, в отдаленных горных районах, и процветал настоящий вудуизм. Там жили люди — как говорят, потомки беглых рабов и преступники, за которыми охотились на побережье. Доходили отрывочные слухи о существовании глухих деревень, где занимались каннибализмом в сочетании с мрачными религиозными обрядами, более ужасными и извращенными, чем те, что столь широко распространены в самом Конго. Широкое хождение имели некрофилия, поклонение фаллосу, людоедство и искаженные варианты черной мессы. Повсюду витала тень Обеа. Человеческие жертвоприношения были столь же обычным явлением, что и приношение в жертву петухов и козлов. Вокруг вудуистских алтарей устраивались оргии, и пилась кровь в честь барона Самеди и старых негритянских богов, привезенных из древних земель.
Об этом знали все. Каждую ночь с гор доносился грохот барабанов-ратта, а в лесах вспыхивали костры. Многие известные папалоа и знахари жили на самом побережье, но их никто никогда не трогал. Почти все «цивилизованные» негры еще верили в амулеты и приворотное зелье; даже крещеные при нужде обращались к талисманам и заклинаниям. В общественной жизни Порт-о-Пренса так называемые «образованные» негры, предположительно выступали в роли эмиссаров варварских племен, населявших внутренние районы страны, и несмотря на внешние признаки цивилизованности «кровавые» священники все еще правили за троном.