Дьявольский микроб
Шрифт:
— Зачем? Почему именно так? Несколько часов проверки вашими людьми такси, ресторанов, театров, и убедились бы в том же — я не был ночью в Мортоне.
— Некогда ждать, — грубо сказал он. — И еще. Раз вы не замешаны в убийстве, тогда вы тот, кто поможет убийцу найти. Это ясно. Кландон мертв.
Вы один знаете всю систему охраны в Мортоне. Больше никто. Если что не так получилось, прошу прощения. Но если кто и способен что-то обнаружить, так это вы, факт.
— Прибавьте тот факт, что я единственный, кто может открыть ту дверь.
Поскольку Кландон мертв, а Бакстер исчез.
— Это тоже, — согласился он.
— Это тоже, — передразнил
— Вот как? Сперва Дерри, теперь Кландон. Ну что ж, возможно, что-то я и сделаю.
— Знал, что согласитесь. Даю вам полную свободу.
— Шефу это не понравится, — никто еще не называл начальника Харденджера по имени, да и немногие его имя знали.
— Я уже говорил с Шефом о вас. Действительно, вы ему не нравитесь.
Подозреваю даже, что он вас просто недолюбливает, — кисло ухмыльнулся Харденджер. — Тем более здесь замешаны родственные отношения.
— Так вы обговорили все заранее? Ну что, благодарю за доверие.
— На вас первого пало подозрение, но лично я никогда не сомневался в вас. И все же надо было убедиться... Вы ведь знаете, сколько наших лучших людей перешло за последние годы в противоположный лагерь.
— Когда едем? — спросил я.
— Сейчас. Если вы готовы. — Кливден только что положил телефонную трубку, рука его все еще подрагивала.
— Минуту. Охрана на заводе? Имеется пароль? — обратился я к Кливдену.
Харденджер был мастак сохранять невозмутимость, но сейчас он не мог скрыть вдумчивого любопытства. Обычно так смотрят на совершивших маленькую оплошность.
— Все в порядке. Это не мог быть ботулинус, убивший Кландона.
Центральные лаборатории надежно опечатаны.
— А доктор Бакстер?
— Пока ничего не известно. Он...
— Пока ничего? Значит, две смерти. Какое совпадение, генерал. Если, конечно, это можно так назвать.
— Не пойму, о чем вы? — раздраженно спросил он.
— Об Истоне Дерри. Моем предшественнике в Мортоне. Он исчез два месяца назад, ровно через шесть дней после моей свадьбы, на которой был шафером. О нем тоже ни слуху ни духу. Знаете, конечно?
— Откуда мне знать? — Очень раздражительный маленький человечек, ей-богу. Мне оставалось радоваться, что не он мой лечащий врач, а я не его клиент. — Всего-то я был там два раза со дня моего назначения... Теперь относительно Бакстера. Он вышел из лаборатории в обычное время, возможно, чуть позже. Он живет с сестрой-вдовой в одноэтажном домике с верандой, близ Альфингема, в пяти километрах — от Мортона. Прошлой ночью дома не был, как сообщила сестра. — Он повернулся к Харденджеру. — Нужно немедленно ехать, инспектор.
— Так точно, сэр. Кэвел едет с нами.
— Рад слышать, — сказал Кливден, даже не взглянув на меня, но я и не обиделся: нельзя представить генерал-майоров без армейского мышления — для него мир точен, упорядочен начальническим положением, где нет ничего лишнего и нет места даже частным детективам. Тем не менее он старался быть вежливым. Конечно, на свой лад и на усмотрение:
— Полагаю, нам понадобится ваша помощь. Итак, едем.
— Но сначала я позвоню жене, скажу о случившемся, если, конечно, ее телефон уже включен. — Харденджер утвердительно кивнул, но не успел я протянуть руку к трубке, как Кливден положил на нее свою.
— Никаких звонков, Кэвел. Прошу извинить. Мы должны соблюдать осторожность.
— Объясните ему, старший инспектор, — сказал я и отстранил его руку.
Харденджер был явно не в своей тарелке. Пока я набирал номер, он извиняющимся тоном объяснял генералу:
— Весьма сожалею, сэр, но Кэвел теперь не числится в армии и даже не подчиняется спецсектору. Кроме того, э... как вам сказать... он очень скептически настроен в отношении военных.
— Но мы можем, согласно нашему секретному циркуляру...
— Прошу прощения, сэр, — меланхолично помотал головой Харденджер, «специальная информация, добровольно раскрытая гражданскому лицу, не связанному с правительственными органами, перестает быть государственным секретом». Нас никто не заставлял давать такую информацию Кэвелу, тем более сам он нас не просил об этом. У него перед нами нет никаких обязательств. Более того, это мы просим у него помощи...
Я дозвонился Мэри, сообщил, что не арестован, что собираюсь в Мортон и что позвоню сегодня позже. Затем положил трубку, взял куртку и прикрепил свой «хэкати» внутри рукава под мышкой. В отличие от инспектора Мартина, я ношу одежду, удобную для оружия.
Харденджер безучастно наблюдал за мной, а генерал поглядывал неодобрительно. Дважды он пытался что-то сказать, но оба раза сдержался.
Конечно, все это было необычным. Но ведь и убийство было не обычное.
Нас поджидал армейский вертолет, но туман был слишком плотен, и пришлось отправиться в Мортон в большом «ягуаре», за рулем которого находился полицейский в штатском, с удовольствием жмущий на газ, прибавляя и прибавляя скорость. Мы уже проезжали Мидлсенс, когда туман стал рассеиваться, и видимость на дороге улучшилась. После полудня благополучно прибыли в Мортон. Он являл собой безобразный архитектурный комплекс, способный испортить любой ландшафт. Сомневаюсь, что эти сооружения строил архитектор, но если бы таковой имелся и копировал тюрьмы XIX века — а комплекс на самом деле имел сходство с тюрьмой, — то не смог бы добиться более уродливого и отталкивающего вида, чем в Мортоне.
Грязный, мрачный, суровый, под свинцовым октябрьским небом, Мортон состоял из четырех параллельных рядов приземистых, с плоскими крышами бетонных трехэтажных строений. Каждый ряд своей отталкивающей безжизненностью, мертвенностью напоминал богом проклятые, запущенные кварталы викторианской эпохи в трущобах большого города. Каждый ряд тянулся примерно на четверть мили с промежутком около двухсот ярдов между ними. От строений до забора было примерно пятьсот метров голого и от всего свободного пространства. Ни дерева, ни кустика — вообще никаких насаждений, даже ни одной клумбы. При желании можно спрятаться за кустиком или за цветочной клумбой, но невозможно укрыться в двухдюймовой траве газона — кроме нее ничего не росло в этом безликом пустынном месте, окружающем Мортон. Внешний забор вряд ли можно было назвать стеной, ибо за всякой стеной может спрятаться человек. Любой комендант концентрационного лагеря времен второй мировой войны мог бы только мечтать о месте, подобном Мортону, и спал бы безмятежно ночами. Мортон был обнесен колючей проволокой в пятнадцать футов высоты, так круто наклоненной, что верхняя часть ее выступала на пять футов от подножия. Подобная же ограда, только с наклоном в противоположную сторону, шла параллельно внешней на расстоянии около двадцати футов.