Дьявольский полк
Шрифт:
Когда грузовики были разгружены, мы уселись на .камни парапета.
За падре Эмануэлем и лейтенантом Фриком пришел гвардейский офицер. Через пятнадцать минут послали за Стариком. Прошло больше получаса.
— Нас пока что не трогают, — проворчал Порта. — Может, вытворяют что-то с теми тремя. Если в крайнем случае через час они не появятся, пойдем их вызволять. Все наше оружие в пятом грузовике. Гвардейцев мы перебьем быстро.
— Тебя, видно, укусила бешеная обезьяна, — возразил Марке. — Может, Бог действительно есть. Он ни за что этого не
— Командование приму я, — решил Порта, — поэтому ты будешь выполнять приказ и сможешь заявить перед Божьим трибуналом о своей невиновности.
Марке покачал головой.
— Если Бог есть, Он будет знать, что я фельдфебель и что никакой нормальный фельдфебель не будет подчиняться паршивому обер-ефрейтору.
— Тогда притворись рядовым, — шутливо предложил Малыш.
— Бог на это не клюнет, — покачал головой Марке. — Увидев мои знаки различия, Он быстро со мной разделается. Скажет: «Марке, с нами это не пройдет», и я полечу кувырком прямо к дьяволу. А мне этого совсем не хочется. Тут нужно дипломатично решать вопрос. Давай отправим Малыша поговорить с ними.
— Ну нет уж, — запротестовал Малыш, отходя бочком. — Я могу разделаться с целой траншеей американцев, но тут опасная публика.
Прошло два часа, мы нервничали и не находили себе места. Большинство уже взяло свои пистолеты с пятого грузовика и сунуло их в голенища. Порта сидел, поигрывая яйцевидной гранатой.
— Давай дадим тягу отсюда, — предложил Хайде, поглядев искоса на большое здание библиотеки.
— Заткнись, нацистский ублюдок! Думаешь, мы бросим здесь Старика?
— И падре, — вмешался Барселона. Он питал огромное почтение ко всему католическому после пребывания в Терсио во время гражданской войны. Что послужило причиной этому, мы так и не узнали. От наших вопросов он отмахивался:
— О таких вещах не говорят! Да и все равно вы не поймете.
— Падре Эмануэль может о себе позаботиться, — сказал Порта. — У него прямая связь с небесной штаб-квартирой. А у Старика и лейтенанта Фрика перспектива похуже.
— Tu as raison, camarade, — кивнул Легионер. — Перед Божьим трибуналом стоишь в одиночку, защищать тебя некому. Твое досье раскрыто. Аллах знает все, в том числе причины поступков каждого. И каждый подвергается суровому, справедливому суду. Получить оправдание там нелегко.
— Ерунда все это, — решил Малыш. — Мне ни за что не получить оправдания.
— Как знать, — убежденно ответил Легионер. — У Аллаха самые поразительные вещи могут обернуться к твоему благу. Неужели ты такой уж закоренелый преступник?
Малыш покачал своей большой головой и сдвинул кепи на затылок.
— Сам не знаю. Однако мне доставалось несколько раз по башке. Я не один из лучших. Большинство из нас, сидящих здесь, взялись за это дело по своей воле. За нами тут пристально присматривали. Но если кто скажет, что я стрелял в кого-то не по приказу, он гнусный лжец. Серого вещества у меня маловато. Поэтому офицерам приходится за нас думать. А есть ли в немецкой армии обер-ефрейтор, у которого
Барселона презрительно рассмеялся.
— Трусишка! Три дня назад ты стрелял в придорожное распятие. А теперь дрожишь, потому что находишься в городе Его Святейшества.
Вернулся Старик. Он был странно тихим.
— Я встречался с папой.
— Ты его видел? — прошептал в благоговейном страхе Малыш.
Старик кивнул и закурил трубку.
— Ты касался его? — спросил Барселона, глядя на Старика с каким-то новым почтением.
— Не касался, но был так близко, что мог бы коснуться.
— В каком мундире он был? — спросил Порта, не желая капитулировать. — Есть у него Рыцарский крест?
— Он был великолепен, — негромко ответил Старик, все еще находившийся под впечатлением от этой потрясающей встречи.
— Что он сказал? — спросил Хайде.
— Что я должен отдать вам честь. И благословил меня.
— Неужели? — воскликнул Хайде. — Благословил?
— Видел ты настоящего кардинала? — спросил Рудольф Клебер. — В красной шапке?
На Старика посыпались вопросы.
— Сказали ему обо мне? — спросил Малыш.
— Ни о тебе, ни о ком-то из нас конкретно не говорили, но о второй роте в целом сказали. Он дал мне перстень.
Старик поднял руку и показал его нам.
— Перстень дан роте? — спросил Барселона.
— Да, папа дал мне его, как дают генералу Рыцарский крест. Я ношу этот перстень за всю роту.
— Можно, я его примерю? — спросил Хайде; выражение его глаз должно было бы предостеречь Старика, но Старик еще не совсем вернулся к нашей жестокой действительности и доверчиво дал перстень Юлиусу.
Хайде вытянул палец, давая нам полюбоваться перстнем. Малыш хотел дотронуться до него и получил от Юлиуса штыком по пальцу.
Старик протянул руку.
— Отдай его.
— Тебе? — Хайде лукаво улыбнулся. — Почему он должен быть у тебя?
От удивления Старик лишь раскрыл и закрыл рот.
— Это мой перстень. Папа дал его мне.
— Тебе? Он дал его роте. Перстень принадлежит второй роте, как и американские сапоги, которые пока что носит Малыш. Ты не рота, как и Малыш, я, Свен, Порта, наши автоматы, пушки, пятый грузовик и прочее, рота — это все вместе.
Хайде потер перстень о рукав, подышал на него, потер снова, поднял к глазам и с гордостью осмотрел его.
— Теперь, когда я увидел этот дар от его святейшества Пия Двенадцатого, больше не уверен, что не верю в Бога.
— Отдай мне перстень, — сказал Старик дрожащим от негодования голосом и шагнул к Хайде.
— Убери лапы, — прорычал Хайде, — а то получишь по кумполу. Перстень за всю роту буду носить я. Но если уж отброшу копыта, можешь носить ты. Можно составить на него документ, как на сапоги Малыша.