Дьявольское биополе
Шрифт:
Я стал посреди комнаты растерянно… Что? Миг повторился. Это бывало, миги моей жизни повторялись часто. Но я хотел поймать его, чтобы вместе с ним вернуться по реке времени назад. Тоже было темно, играла шепотливая музыка, я ходил по комнате, думал про убийство Кожеваткина… Какая там река времени, когда все это было недавней ночью. И я тогда придумал фантастический способ сокрытия трупа…
Боже, повторный миг жизни вернулся, чтобы я наконец-то поймал его. Где же телефон? Там, где он стоял последние двадцать лет…
– Леденцов?
– Сергей Георгиевич,
– Ага, – отмахнулся я, занятый своим открытием. – Боря, у тебя есть время поразмышлять вместе со мной?
– Одному размышлять некогда, а с вами попробую.
– Зачем ковер полит кровью животного?
– Чтобы убедить нас, что убили в квартире.
– А зачем в этом убеждать?
– Мало ли зачем… Скрыть истинное место, например. Сергей Георгиевич, об этом уже говорено-переговорено.
– Боря, обрати внимание на нашу логику… Мы все сводим к месту убийства. А если это отбросить, тем более что тут логическая цепь обрывается?
– Что отбросить?
– Мысль о цели привнесенной крови. Допустить, что преступник скорее хотел убедить нас в другом.
– В чем?
– Что Кожеваткин убит.
– А разве без свиной крови не ясно, что он убит?
– Э-э, как сказать…
– При таком-то черепном проломе?
– Боря, зайдем с другой стороны. Трупы прячут, чтобы скрыть следы убийства. Какой знаешь самый надежный способ сокрытия трупа?
– Растворить без остатка в кислоте.
– Да, трупа нет, но его будут искать. А как сделать, чтобы не искали?
– Не убивать, – пошутил капитан.
– Правильно, Боря.
– Но ведь Кожеваткин мертв!
– В этом и хотел тебя убедить человек, принесший свиной крови.
– Ни хрена не понимаю… Мы же его похоронили!
– Да, похоронили, но Кожеваткин не убит.
– Кого же похоронили?
– Не знаю.
– Слишком закручено.
Леденцов замолк. Видимо, насупился. Слишком долго я мучил его своими логическими построениями.
– Боря, есть и еще один подход… Кожеваткину кем считаешь?
– Тетей из сундука.
– Да, склероз, истерия, комплексы… Но интеллект не нарушен.
– Ну и что?
– А ведь она ждет Кожеваткина.
– Она может с таким же успехом ждать и архангела Михаила, и японского императора.
– Боря, а не было ли в городе пропажи трупа?
Леденцов молчал-молчал, а потом мне показалось, что он выронил телефонную трубку. Или сам упал. Но капитан всего лишь чихнул в мембрану. Кашлянув для завершения, он вдруг вспомнил:
– Сергей Георгиевич, чего я хотел звонить… Кожеваткина сняла деньги с книжки.
– Сколько?
– Все шестьдесят тысяч.
– А мне-то что? – вспомнил я свое положение.
– Уплывут денежки.
– Я теперь всего лишь гражданин.
Нам вдруг стало не о чем говорить. И чем дольше длилось молчание, тем хуже становилось мне – какая-то почти физическая сила оплела мою грудь слабой болью.
– Выезжаю.
30
Кожеваткина
– Зачем пришли?
– Здравствуйте, – ответил я.
– Может, впустите? – поинтересовался Лсдснцрв.
Не знаю, как он это делает – плечом оттирает? – но в квартире мы оказались почти сами собой. Следовало глянуть, нет ли там кого?
– Клавдия Ивановна, обычно человека вызывают повесткой. Мы же в порядке любезности приходим к вам сами.
Ее широкое обескровленное лицо, прозрачные глаза и всклокоченные седые волосы даже на близком расстоянии сливались для меня в белесый бесконтурный слепок. И дело тут не в зрении и даже не в полумраке – так воспринимался ее образ. Когда смотришь подводные съемки, то иногда видишь в голубоватой мгле белое и непонятное существо, которое живет себе и копошится…
– Чего надо? – спросила Кожеваткина именно меня.
– Клавдия Ивановна, говорят, вы деньги сняли?
– А и нет. Кто даст сразу такую суммищу…
– Значит, заказали?
– На завтрашний день.
– Для чего вам эти деньги?
– Отдать.
– Черному ворону?
– Матвею.
– Зачем ему деньги?
– Эва! – удивилась она. – Деньги-то его, трудом заработанные.
– Он же умер.
– От обиды большой, поскольку его деньги определила я на свою книжку. Деньги верну, он и явится в этот мир на постоянное место жительства.
– Понятно, Клавдия Ивановна. А когда муж придет за деньгами?
– Сегодня за полночь.
– Так ведь денег у вас нет.
– Растолкую ему. Он и завтра явится.
Мы выкатились из квартиры, обогащенные информацией. По крайней мере теперь я знал расклад Смиритского. Одна версия была для меня – насчет планетарного духа: вторая, попроще, для жены – смерть от обиды и воскрешение, если обида будет заглажена. Эта информация настолько взбодрила, что мы решили к полуночи сесть в засаду. Ну, засада не засада, а покараулить. Откровенно говоря, я не представлял, как Смиритский сделает все технически. Привозит старика и увозит? Да существует старик-то? Мысль, что он жив, есть всего лишь моя крайне зыбкая версия. Но эта версия неожиданно и ко времени подтвердилась…
Я позвонил Лиде и предупредил, что задержусь. Потом поехал с Леденцовым в райотдел, где и болтался в уголовном розыске. Имея дело только с капитаном, я не представлял всей оперативной работы, проводимой по убийству Кожеваткина. Вкалывала целая бригада. И здесь, что-то часов в десять вечера, молодой оперативник принес из ГАИ полуфантастическую весть: на окружной дороге, летом, самосвалом был насмерть сбит пожилой мужчина, труп которого таинственно пропал из морга. Мы с Леденцовым только переглянулись: он уважительно, я самодовольно. Впрочем, зря я раздуваюсь. Убежден, что все разгадки мира под силу каждому человеку. Истинно сказал наш отечественный математик Магницкий: «Умствуй, и придет!»