Дьявольское святилище
Шрифт:
— Именно. Я думаю точно так же, — подхватил Иссельхорст с энтузиазмом. Он говорил по-английски, что придавало его интонациям некоторую неестественность. Наровой еще только предстояло продемонстрировать, что она свободно владеет немецким. — Я так рад, что мы встретились, — прошептал он ей на ухо. — Судьба, боги — должно быть, они нам улыбаются.
— Ты просто безнадежный романтик, — поддразнила его Нарова.
— Может быть. И если у нас обоих будет подходящее настроение… У меня есть несколько образцов формы, от которой так и веет ностальгией… Они просто восхитительны…
Он
— Небольшое переодевание? — улыбнулась Нарова. — Эрих, ты просто бесстыдник. Но почему бы и нет? Скажи, у тебя, случайно, нет летной куртки Ханны Райч[10]? Вот это было бы что надо.
С людьми, к которым она не чувствовала привязанности, Нарова могла быть воистину непревзойденной актрисой, настоящим хамелеоном. Однако с теми, кто был ей близок, она просто не умела притворяться, что доставляло ей немало сложностей в личных отношениях. Но только не в данном случае. Здесь все просто. Этот тип был ей крайне омерзителен, потому разыграть небольшой фарс оказалось очень легко.
— Моя дорогая, ты не перестаешь меня изумлять, — промурлыкал Иссельхорст, теребя ее волосы. — Ты знаешь Ханну Райч? Боже, что за женщина! Что за пилот! Настоящая героиня Рейха!
— Похоже, ты на ней просто помешан. Или на памяти о ней, — рассмеялась Нарова. — Однако есть одна проблема, Эрих. Сейчас ей было бы сто четыре года. Для такого мужчины, как ты, любовь к Ханне Райч — бессмысленная трата… потенциала.
Иссельхорст хохотнул, однако прежде, чем он успел что-то ответить, такси въехало в безлюдный лесок, окружавший его дом. У Иссельхорста была домработница, фрау Хеллигер — древняя старуха с вытянутым лицом, выглядевшим так, словно оно треснет, едва она попытается улыбнуться. Однако Нарова знала, что в этот час дом будет пуст.
Она наблюдала за передвижениями фрау Хеллигер, изучила ее режим дня, и знала, что до десяти утра, пока старуха не придет убирать, ее никто не потревожит.
Иссельхорст расплатился с водителем, и они зашагали к дому.
Интерьер был выполнен из полированного хрома, гранита и дерева и отличался аккуратными минималистскими линиями. Однако внимание любого гостя наверняка привлек бы не интерьер, а висевшие на стенах произведения искусства и антиквариат времен нацистской Германии. Дом скорее напоминал галерею либо музей — или же святилище, — но никак не нормальное жилище.
Нарова притворилась удивленной. С того места, где она стояла, можно было рассмотреть несколько бесценных картин. Портрет Адольфа Гитлера в полный рост, висевший в прихожей, оттуда, впрочем, виден не был. На картине, вставленной в тяжелую позолоченную раму, был изображен фюрер в безупречной униформе, стоящий на поле боя. Поза — непреклонная и героическая, взгляд устремлен за горизонт.
Чуть ниже портрета виднелась черная свастика, окруженная золотым кольцом с острием с одной стороны и креплением — с другой; Нарова предположила, что это навершие какого-то церемониального нацистского жезла. Она обернулась в притворном ошеломлении, заметив на лице Иссельхорста явное удовлетворение.
В застекленном шкафчике напротив лежал взятый
Нарова ощутила внезапную тошноту, однако сумела себя сдержать. Она — на месте. И теперь ей предстоит вытащить из Иссельхорста его самые темные секреты.
Он сделал приглашающий жест в сторону стальных ступенек, которые вели в располагавшуюся на верхнем этаже гостиную:
— После вас.
Поднимаясь по ступенькам, Нарова чувствовала, как Иссельхорст ласкает ее взглядом.
«Пусть ласкает», — спокойно сказала она себе. Теперь уже скоро.
5
Иссельхорст подвел ее к защищенному толстым стеклом окну, полностью занимавшему одну из стен гостиной. Он нажал на кнопку, и темные занавески заскользили в стороны, открывая великолепный вид на город: переливавшийся в солнечном свете Неккар был прекрасен, а пересекавшие реку древние мосты придавали сверканию волн ярко-оранжевый оттенок.
В любое другое время у Наровой захватило бы дух от такого зрелища. Но не этим вечером.
Иссельхорст отошел в сторону, через мгновение вернувшись с двумя стопками. Судя по запаху, это был персиковый шнапс.
Окинув взглядом панораму города, он поднял свою рюмку:
— За красоту. За все прекрасное в этом мире. За нас.
— За нас, — отозвалась она, залпом проглатывая обжигающую жидкость.
Иссельхорст одобряюще улыбнулся.
— Ты пьешь прямо как Ханна Райч!
Он потянулся за бутылкой и, вновь наполнив рюмки, наклонился ближе.
— Ну что ж, настало время раскрыть тебе один маленький секрет: я сплю в кровати Гитлера. Той самой, что была у него в Бергхофе[11]. Я приобрел ее недавно на довольно необычном аукционе. Она обошлась мне в… кругленькую сумму? Так, кажется, у вас принято говорить? Возможно, ты бы хотела взглянуть на нее?
— С удовольствием, — ответила Нарова. — Но сперва мне хотелось бы поздороваться с Оскаром. Люблю животных — ты, наверное, тоже, поскольку твой дом расположен в лесу.
— Тебе хочется взглянуть на моего пса? Само собой. Идем. — Иссельхорст жестом указал на дверь. — Но скажи, откуда ты узнала об Оскаре? Я тебе о нем рассказывал?
На какое-то мгновение Наровой показалось, что она облажалась, однако в следующую секунду Ирина пришла в себя. Она кивнула в сторону коридора:
— У тебя в прихожей поводок и ошейник с выгравированным именем.
Иссельхорст улыбнулся.
— Умна и красива. Идем. Я познакомлю тебя с Оскаром. Он очень большой, но весьма милый, и скоро ты сама в этом убедишься.
Нарова видела, как Иссельхорст брал с собой на пробежки пса — большую и сильную немецкую овчарку. Она и правда любила животных, однако показать собаку попросила не поэтому. Нужно было, чтобы Оскар увидел ее в компании хозяина и начал воспринимать как друга.