Дьяволы Фермана
Шрифт:
— Ты хочешь сломать ногу?
— Я хочу сказать, что предпочту сломать ногу, нежели получать все эти глупые значки и премии, которые выдают «старики»… Хотя кому я об этом рассказываю? — Он пожал плечами, залпом допил стакан, поманил пальцем бармена и заказал добавку.
— Ты знаешь, в чем моя проблема, Боддеккер? Я ничего не смыслю в рекламе. Это правда. Ни черта не смыслю! Чем больше я смотрю на всю эту нанотехнику и чем дольше думаю, как бы ее продать, тем отчетливее это осознаю. Всю свою жизнь я просто произносил то, что хотел клиент. Заказчику достаточно было сказать, что они желают, и я выполнял их распоряжения. Такая реклама
Благодарение богу, Огилви промолчал, и я тоже держал рот на замке, зная, что крайне неблагоразумно пытаться Обратить все это в шутку. Мне пришло в голову, что я, возможно, совершаю очередную ошибку, слушая Хотчкисса, пребывающего в депрессии. Это заставило меня припомнить тот факт, что я и сам отнюдь не гений. А также и то, что на мне «висит» множество срочных и необходимых дел, включая «Наноклин», «Бостон Харбор», «С-П-Б», старые файлы Пэнгборна и собрание творческой группы, для которого следовало бы набросать хоть какой-то конспект…
Собрание творческой группы… В голове у меня что-то щелкнуло, я панически бросил взгляд на часы и ахнул.
— Что-то не так?
Огилви стоял надо мной, держа в руках тарелку с сандвичами и чипсами.
— Упакуй их для меня, — сказал я, швырнув ему кредитку. — Мне нужно идти.
— Мне тоже. — Хотчкисс улыбнулся. — Правда, с другой-то стороны, в Пембрук-Холле от меня сейчас толку мало. Поэтому я намерен послать все к черту. — Он высосал пиво и поставил стакан. На верхней губе у него «выросли» усы из белой пены. — Остаюсь здесь.
— Хотчкисс, — сказал я, пока Огилви упаковывал сандвичи, — если ты не собираешься возвращаться, может, одолжишь мне ключ от лифта?
Ключ со звоном лег на стойку бара.
— Спасибо, — сказал я, забирая коробку с едой. Потом слез с табуретки и направился к двери. — Если я могу что-то для тебя сделать…
Хотчкисс залепетал нечто о Дансигер, но я вышел прежде, чем он закончил. Сунув еду под мышку, я помчался с максимальной скоростью, какую можно развить на людной улице. Неужто от этого никак нельзя избавиться? Я полагаю, у каждого есть свой персональный демон, с которым необходимо бороться. У Хотчкисса — творческая импотенция. Или по крайней мере убежденность в оной. Что до меня — я предпочитаю забывать или же игнорировать вещи, которые мне неприятны. В частности, именно поэтому я так далеко ушел от агентства в поисках ленча. А уж усевшись за стойку в тихом, спокойном баре, я тут же выкинул из головы грядущее собрание.
К тому времени, когда я ворвался в вестибюль, я начал задаваться вопросом: «А к чему, собственно, вся эта спешка?» У меня столько же плодотворных идей по поводу «Наноклина», сколько и у всех остальных. Иначе сказать: нисколько. Тогда к чему же все это? Для чего я вообще созвал собрание? Может быть, оттого что я знаю: моя
По пути к лифтам я врезался в Весельчака, извинился и поскакал дальше, не имея возможности взглянуть — что он продает на этот раз. В лифте Хотчкисса я посмотрел на часы. Нужно заскочить в кабинет хотя бы на пару минут, хоть я и безнадежно опаздываю на собрание.
Лифт остановился. Я рванул по коридору, едва лишь открылись двери, пулей пролетел холл, на ходу приказав терминалу активизироваться. Стоило мне шагнуть в кабинет, как до меня долетел механический голос.
— Добрый день, мистер Боддеккер, — протарахтел вирус. — Просматривая ваши файлы, я обнаружил, что вы совершенно не заботитесь о своих страховках. Это недопустимо для человека в вашем положении. Только подумайте, что может случиться с вашей бедной женой — леди Солнышко, если вы вдруг умрете от ретро-чумы?..
— Это моя мать — проревел я, оскалившись на экран. — Если б ты потрудился выяснить мою дату рождения, то и сам бы допер! — Я воззвал к феррету и приказал изгнать зловредный вирус, что и произошло через секунду.
— Ты совершаешь промах за промахом, феррет. Подумать только: снова пропустил какую-то слезливую программку.
— Эта слезливая программка настолько совершенна, что ей удалось пролезть сюда вместе с кодами ручного ввода, — ответил он. — Может быть, изменить авторизацию?
— С его стороны не слишком умно было влезать в мои третичные файлы. Забудь об этом.
— Хорошо. Мистер Боддеккер, я должен напомнить вам, что на полдень назначена встреча творческой группы. Вы опаздываете на семь минут.
— Я знаю. Слушай-ка, феррет: войди в мою базу данных, открой группу архивов «Дождливый день».
— Сделано.
— Найди файл под названием «Праздники», но не открывай без моей команды. Выведешь его на терминал в комнате для собраний.
— Будет исполнено, сэр. — Феррет издал фирменный звон и отключился, а в следующий миг задребезжал телефон. Из интеркома донесся не менее знакомый голос:
— Боддеккер, — сказала Бэйнбридж. — Боддеккер! Ты где шляешься? Мы тебя ждем.
Я не ответил. Прихватил сандвич и выскочил из кабинета. За спиной разливался возмущенный голосок Бэйнбридж:
— …я знаю, что ты здесь. Я слышу, как ты ходишь…
За несколько секунд я преодолел расстояние, отделявшее мой офис от комнаты собраний, и застыл в дверях. Вся моя команда собралась. Только Бэйнбридж еще сидела у телефона, продолжая изрыгать угрозы в адрес моей персоны:
— …не надо никого дурить, Боддеккер. Я слышу шум. Ты же там жрешь, верно? Жрешь, пока мы, как идиоты, торчим здесь и ждем твоих ценных указаний…
Я кашлянул. Бйэнбридж резко обернулась, и я протянул ей коробку с сандвичем.
— Хочешь откусить? — спросил я. Бэйнбридж покраснела как помидор, и все, кроме Дансигер, рассмеялись. Дансигер была исследователем нашей группы, и мы с ней частенько ругались, поскольку она полагала, что я постоянно поручаю феррету ее работу. Вдобавок именно я в свое время познакомил их с Хотчкиссом. Одним словом, я не без оснований полагал, что в ближайшее время наши отношении окажутся по меньшей мере натянутыми. Дансигер меня не разочаровала.