Дыхание дьявола

Гифьюн Грег

Все мы находим способы проявить власть и контроль, когда это возможно, какими бы презренными они ни были. Когда дело касалось моего старика, я хватался за то и другое при любой возможности и любыми доступными способами. Я бы пошел к этому жалкому сукину сыну и выяснил, чего он хочет, в какой-то момент до конца дня, но это будет тогда, когда я буду чертовски хорош и готов.

Сейчас же у меня были другие заботы.

"Плохие сны", - пробормотал я.

Бритва на столе лежала нетронутой и неиспользованной, поблескивая от презрения.

По крайней мере, пока что смерть подождет.

2

Расположенная

в конце главной улицы города, закусочная и гриль "Американская мечта" была совсем не похожа на мечту. Больше похожая на большую консервную банку и запущенную достопримечательность прошлого, за которой не особенно ухаживали, она вполне вписывалась в остальную часть умирающего летнего городка-ловушки для туристов, которым был Сансет, штат Массачусетс. Я проработал там почти год и, будучи надежным и трудолюбивым работником, хорошо ладил с большинством персонала. Поскольку терпение никогда не было моей сильной стороной, я добился этого, держась сам по себе: приходил, делал свою работу и уходил домой. Это также позволяло мне терпеть властного хозяина и повара Деметрия, грека, который кричал на всех на ломаном английском, несмотря на то что прожил в стране несколько десятилетий. Хотя это была неблагодарная, но стабильная работа с небольшими трудностями и еще меньшим количеством хлопот, а это именно то, что мне было нужно. Это было почти все, с чем я мог справиться. Хотя я думал, что видел последнюю закусочную, сейчас не было причин пропускать работу. Судя по всему, я задержусь здесь надолго, так что деньги мне все равно понадобятся.

Через несколько часов после начала смены я загрузил последнюю стопку грязной посуды в промышленную мойку и опустил вытяжку, выпустив в воздух клубы пара. Закусочная была нарасхват, и я уже давно без перерыва мыл посуду и складывал чистую. Меня всегда поражало, сколько еды люди выбрасывают впустую. Количество еды, которое я соскребал с тарелок в мусор перед загрузкой посудомоечной машины, часто поражало. Может быть, это потому, что еда была не очень вкусной. Может быть, потому, что половину ночи посетители были либо пьяны, либо под кайфом, либо и то и другое, либо спешили куда-то еще. Как бы то ни было, размышления о подобных вещах служили полезным отвлечением, пока не закончилась моя смена.

Как обычно, плиточный пол был липким и в пятнах, а типичные тошнотворные запахи жира и отвратительных пищевых сочетаний витали в воздухе, на моих руках и фартуке и просачивались в мои поры. Иногда, чтобы избавиться от этих запахов, мне требовались часы, и только долгий горячий душ помогал. Как и в большинстве ночей, я провел свою смену рассеянно, а механику работы перевел на автоматический режим. Я мог сделать двойную порцию с закрытыми глазами, и часто, когда я обнаруживал, что моя смена закончилась, я практически ничего не помнил о ней. Это была бездумная, повторяющаяся работа, и именно это мне в ней нравилось. Но я был еще более рассеянным, чем обычно. Я не мог избавиться от воспоминаний о кошмаре, который мне приснился - если это был кошмар, - когда я увидел у двери физически изуродованную версию себя. Я постучал в нужное время. Был ли в этом визите какой-то глубокий смысл или это просто совпадение? Может, я заснул или погрузился в какой-то транс, из которого меня вырвали галлюцинации и дурные сны?

После звонка отца я как мог успокоился и подумал, насколько близок я был к тому, чтобы покончить со всем этим. Это все еще казалось мне лучшим вариантом, но я не мог уйти, пока над моей головой не висит эта загадка. Были ли эти сны, или галлюцинации, или что бы это ни было, всего лишь защитными

механизмами, призванными отвлечь меня от самоубийства, или чем-то большим? Весь остаток дня я прокручивал в мозгу любую подсказку или лакомый кусочек понимания, но ничего не нашел.

Софи Дюпри ворвалась через распашные двери в подсобку, пройдя через раковины и стойки, пока не добралась до моего рабочего места. "Эй, у тебя перерыв или ты работаешь без перерыва?"

"Я могу сделать перерыв на пять минут", - ответила я.

"Круто. Пойду выкурю окурок, хочешь с нами?"

Я вытер лицо и руки полотенцем, затем расстегнул фартук и бросил его на прилавок. " Там что-нибудь случилось?"

"Худшее уже позади. Скоро начнется ночное расписание фильмов, бары начнут заполняться, а на эстраде будет концерт".

"Кто-нибудь хорошо играет?"

"А разве бывает, чтобы кто-то хорошо играл?"

"Вполне справедливо".

"Может быть, будет несколько заблудившихся, но в основном они будут мертвы. Следующий наплыв будет только к завтраку, а к тому времени мы уже давно уйдем".

Неподалеку, на кухне, Деметриус прокричал что-то нечленораздельное, предположительно одной из официанток, и позвонил в колокольчик, сигнализируя, что заказ готов.

Софи закатила глаза и направилась к тяжелой стальной задней двери закусочной. "Идешь?"

Я последовал за ней в узкий переулок.

Ночь была жаркой и душной, но иногда дул приятный бриз с Атлантики. Движение транспорта и прохожих на улице уменьшалось. Вдалеке слышались звуки какой-то третьесортной группы, зажигавшей на эстраде.

Как всегда, я искал, что сказать Софи. Обычно я держался особняком, но, если нужно было, без проблем общался с людьми. По какой-то причине, когда я оказывался рядом с Софи, мне хотелось поговорить с ней, но я всегда чувствовал себя неуверенно и неловко.

"Та обеденная спешка была сукой, да?" Она нашла участок стены и прислонилась к нему спиной, поставив одну ногу на ногу, а другую твердо поставив на тротуар. Она достала из фартука сигареты и маленькую одноразовую зажигалку и посмотрела на луну, висевшую над заливом. "Еще одна ночь в раю", - вздохнула она. "Пару часов, и я буду дома с Бальтазаром, отмокать в прохладной ванне, с бокалом хорошего вина и толстячком в придачу. Жизнь хороша. Скажи это вместе со мной".

Вскоре после знакомства с Софи я узнал, что Бальтазар - ее кот. Как и мне, Софи было за сорок. Она была разведена и имела двоих взрослых детей: старший, двадцативосьмилетний сын, был результатом подросткового романа, который она закрутила в семнадцать лет, а второй, дочери и единственному ребенку, которого она родила от бывшего мужа, недавно исполнилось двадцать два. О ее сыне я знал только то, что он механик, живет в западной части штата и женат, у него свои дети. Ее дочь, начинающая актриса, переехала в Лос-Анджелес в восемнадцать лет. Насколько я мог судить, Софи редко видела своих детей и внуков, и это ее явно беспокоило. Как и я, я видел в ее глазах, в ее лице, в том, как она двигалась и несла себя, что она знала, что такое испытывать боль, быть сломленной.

Она знала, что такое быть безнадежным.

Я прижался к стене напротив нее, сложил руки на груди и смотрел на открытую пасть переулка слева от меня.

Софи поднесла сигарету к губам. "Почему ты всегда так делаешь?"

"Что делаю?"

"Следишь за переулком, как будто кто-то в любую секунду может выйти из-за угла?"

Я слабо улыбнулся. "Никогда не знаешь".

Она чиркнула зажигалкой и усталыми глазами посмотрела на меня поверх пламени. "Тебя что-то беспокоит, Стэн?"