Дыхание песков

Уинспир Вайолет

Просто не верилось, что такой цветущий оазис находится в самом центре пустыни… настоящие райские сады, в которые вложено немало души Рауля. Он лелеял и пестовал каждое фруктовое дерево, отвоевывая у пустыни акр за акром. Жанна вспомнила его утренний взгляд, и сердце снова защемило… Будто она только и делает, что лезет ему на глаза, мешая работать и думать!

Тогда утром она обиделась и слегка рассердилась. Ей так и хотелось крикнуть ему:

— Ты же сам просил меня поехать в Эль Амару. Уговаривал, настаивал. А теперь ждешь не дождешься, как бы поскорее избавиться! И ведь с самого начала знал, что в ловушку,

которую ты приготовил для меня, можем попасться мы оба — девушка из сиротского приюта и внук принцессы. Как это я не заметила опасности! И почему же ты не обратил на нее внимания? С любовью ведь не шутят. С моей любовью к тебе… с твоей любовью к Ракели… и с нашей любовью к принцессе Эль Амары.

Жанна заслонила лицо полями шляпы, пытаясь скрыть навернувшиеся слезы. Если Ахмед их заметил, можно свалить на солнце, которое, дескать, ударило в глаза. Двери внутреннего дворика оказались распахнуты настежь, и по изразцам быстро цокали копыта. Едва фиакр остановился, как из дворика вылетел на солнце рыже-каурый конь, позвякивая подвесками на узде и потряхивая гривой. Пока Ахмед помогал Жанне выйти из фиакра, Рауль — а это он сидел в седле — промчался мимо, бросив на скаку несколько слов по-арабски. Жанна уловила только, как блеснули глаза, а потом увидела быстро удалявшуюся широкую спину.

— В одной из рощ случилось несчастье, — пояснил Ахмед. — Рауль поехал осмотреть пострадавшего. Вы знаете, что он практикующий врач?

— Да, он упоминал об этом.

— Удивительный человек, правда? При такой внешности, казалось бы, сама природа предназначила ему любить женщин, много женщин, а он предпочитает работу. И если уж полюбит женщину — то одну на всю жизнь.

Жанна кивнула и медленно побрела в прохладу покоев. На пороге она остановилась, вспомнив, что именно здесь Рауль вскинул ее на плечо, словно нашалившего ребенка.

Глава двенадцатая

Жанна отправилась к себе, чтобы переодеться во что-нибудь домашнее, а потом вне себя от беспокойства принялась без устали мерить шагами патио. Вскоре к ней вошла служанка Фарима и сказала, что принцесса желает поговорить с нею.

— О Боже, да ведь я не одета как следует, и волосы в беспорядке! — Жанна кинулась к туалетному столику, схватила гребень, тут же уронив его от волнения.

— Пожалуйста? — Фарима, улыбаясь, показала на банкетку и жестами объяснила, что хочет причесать Жанну. Потом подняла гребень и вложила ей в руку серебряное зеркальце с ручкой в виде обнаженной богини. Жанна безропотно подчинялась мягким прикосновениям девушки, а когда наконец взглянула в зеркало, то увидела, что волосы ее приведены в порядок и отливают шелковистым блеском, а легкие мазки крема и пудры скрыли следы недавних слез под глазами.

Она благодарно улыбнулась, и довольная Фарима достала из резного гардероба платье нежной расцветки, сшитое из цельного куска материи, и пару туфелек без каблуков, со слегка загнутыми носками, — бабушей, как их называли здесь. Жанна молча позволила, чтобы ее одели. «Ничего не скажешь, приятно, когда тебя обслуживает молодая девушка, такая мягкая и послушная, — подумала она. — Понятно, почему восточные мужчины имеют целые гаремы». Здешние женщины обладали даром смягчать напряжение, создавать гармонию и покой, а Жанна сейчас нуждалась именно в спокойном расположении духа. Ведь принцесса впервые

приглашает ее к себе и будет, конечно, задавать вопросы, отвечать на которые нужно с ясной, холодной головой.

Она поднесла руку к горлу и ощутила биение собственного сердца. На светлой коже, как напоминание об ошибке, сверкнул изумруд. Расширившиеся глаза девушки выдавали ее волнение и тревогу. Что делать, что говорить, если принцесса напрямик спросит, любит ли она Рауля? Притворяться Жанна никогда не умела и, кроме того, хорошо знала: что утаить что-то от женщины гораздо труднее, чем от мужчины. Принцесса Ямила проницательна и просто интуитивно поймет, что такая одинокая девушка, как Жанна, у которой в целом свете — никого нет, не может не влюбиться в красавца Рауля, чьи мужественность и благородство сродни древнеримским, а высокомерие скрывает цельный характер.

Фарима дотронулась до руки Жанны. Девушка с трудом выдавила в ответ улыбку, и они вместе вышли из комнаты, направившись в апартаменты принцессы. Кожаные подметки бабушей слегка постукивали по изразцовому полу. Этим мягким, как пух, восточным шлепанцам здесь отдавалось предпочтение перед европейской обувью. Сквозь кованые завитки оконных переплетов пробивалось солнце, рисуя на полу и стенах кружевные узоры; за спиной остался фонтан, заросший золотой кассией.

Наконец, они остановились перед дверью с выведенной над ней затейливой вязью надписью, по всей видимости, строкой из Корана. Дверь была открыта в знак того, что принцесса готова принять гостью. Жанна помедлила и вошла, вздрагивая и сжимаясь, как котенок.

Ноги ее сразу утонули в мягком восточном ковре. Пахло апельсиновым цветом и розовой водой, над головой тихо урчал вентилятор, отбрасывая мечущуюся тень на стены цвета слоновой кости. В гостиной, богато меблированной диванчиками, маленькими столиками с инкрустацией перламутром, кедровыми ширмами, прихотливыми светильниками-поставцами, стояла приятная прохлада, живописные миниатюры кисти старых мастеров, изображающие охотников в пустыне или влюбленных на берегу пруда, украшали простенки, обшитые деревом ценных сортов.

Комната была так же экзотична, как и сама принцесса, надевшая на сей раз baracan из мягкого серебристого шелка. Тяжелые серебряные серьги подчеркивали ее хрупкость; при первом же взгляде становилось ясно, от кого Рауль унаследовал свои дивные глаза, такие живые, бездонно черные, с мерцающим в глубине затаенным пламенем.

Принцесса протянула вперед руку, кольца надменно вспыхнули, словно приказывая Жанне сесть рядом с их хозяйкой. Девушка подчинилась и оказалась во власти черных глаз, таких же, как у Рауля, внимательно разглядывающих ее, проницательно примечающих все: и юное напряженное личико посетительницы, и ее нервно стиснутые руки, и аккуратную прическу.

— Надеюсь, вы не боитесь меня?

Какой удивительно глубокий голос у такой хрупкой женщины, — подумала Жанна.

— Я волнуюсь, принцесса, — призналась она. — Дон Рауль уже рассказывал вам обо мне, и мне кажется, мое пребывание здесь ставит меня в такое двусмысленное положение, что я просто не знаю, как себя вести.

— Успокойтесь, дитя мое, вы ведете себя прекрасно — за исключением, правда, одного момента, о котором я и хотела поговорить. Но сперва нужно освежиться. Хотите мятного чая или лимонаду? А может быть, миндального молока?