Дыхание страсти
Шрифт:
— Возьми чистую одежду, — сказал Эмилио Нине. — И помни о том, что я говорил тебе.
Нина прикоснулась к его обезображенному побоями лицу и поцеловала.
— Я помню. — Она отошла от брата и стала рыться в сумках, достала из них чистую блузку, юбку для верховой езды и нижнее белье. Прижимая вещи к груди, она подошла к палатке, где Клей вручил ей два белых армейских полотенца.
— Можете не спешить, — сказал он ей. — Никто не побеспокоит вас.
Нина испытала приятное волнение от того, как он посмотрел на нее. Она взяла полотенце, злясь на себя за то, что его взгляд
— Спасибо, — сказала она лейтенанту и скрылась в палатке.
Клей некоторое время смотрел на одеяла, представляя, как красавица Нина погружается в теплую воду.
Он злился на себя. Какой смысл думать о ней? Она не только конокрадка и пленница, но к тому же еще очень молода и девственна.
После того, что она пережила, мужчине будет очень трудно добиться от нее взаимности. Надо прекратить думать о ней. У него есть чем заняться — надо в целости и сохранности доставить этих верблюдов и конокрадов в Кэмп Верде. Затем он избавится от Нины с Эмилио и отправится в Калифорнию. Вот и все.
Он услышал всплеск воды и ощутил странное волнение. Обернувшись, лейтенант увидел, что за ним наблюдает капрал Миллс. Он улыбнулся. Клей заорал на него:
— Пусть кто-нибудь принесет сюда кофе.
Миллс смущенно хмыкнул и кивнул.
— Да, сэр.
Глава 7
Нина вышла наконец из палатки. Ее мокрые волосы были зачесаны назад и собраны в пучок. Защищаясь от ночной прохлады, девушка накинула короткую шерстяную курточку. Теперь, вымывшись и переодевшись, она чувствовала себя гораздо уверенней. В лагере воцарилась тишина. Большинство людей и животных расположились у края лощины.
Нина подошла к Клею, прижимая к груди свою рваную и грязную одежду. Лейтенант сидел возле мирно потрескивающего костра. Где-то рядом слышалось негромкое журчание ручья. Клей взглядом приветствовал девушку. Она гордо посмотрела на него, подошла к костру и бросила туда старые лохмотья, которые тут же вспыхнули.
— Не хочу больше видеть эту одежду, — сказала она суровым голосом.
Клей понимающе посмотрел на девушку. Потом отпил глоток кофе из чашки, которую держал в руках. В тусклом свете костра он не заметил, как покраснели щеки Нины. Она думала, что мог увидеть гринго, когда перерезал петлю на ее шее. Ей стало не по себе от мыслей о том, в каком виде он ее застал. Нина со стыдом вспоминала, как искала утешения в прикосновении его рук, в звуке его голоса.
— Спасибо вам за ванну, — сказала она и села рядом.
В полутьме он мог различить только темные синяки на ее лице. Девушка с вызовом вздернула подбородок и посмотрела прямо в глаза офицеру.
— Теперь я, по крайней мере, предстану перед судьей в пристойном виде, — произнесла она.
Клей едва сдержался, чтобы не улыбнуться после этих слов, в душе восхищаясь ее мужеством. Он испытывал к ней смешанные чувства: восхищался красотой и негодовал из-за того, что она конокрадка. Он был тронут ее невинностью, которую девушка пыталась скрыть, притворяясь грубой и воинственной.
— Вы ведь не ранены и не нуждаетесь в медицинской помощи? — поинтересовался он.
Нина посмотрела
— Если бы в мире существовало лекарство, чтобы лечить уязвленную гордость, я бы охотно приняла его, — проговорила она с мексиканским акцентом, который Клей находил весьма милым.
— Сожалею, но у нас такого лекарства нет. Хотите кофе?
Нина вздохнула.
— Да. Я выпью, если только американские военные умеют делать приличный кофе.
На этот раз лейтенант не смог скрыть улыбки.
— Ну, этого я вам не могу гарантировать. — Он обернул тряпкой ручку кофейника, стоящего на раскаленных углях, и налил кофе в чашку. — Мне кажется, вы, мексиканцы, можете есть и пить все что угодно, если уж ваши желудки переносят этот жгучий перец, который вы так любите.
Он протянул ей чашку. Их пальцы соприкоснулись, взгляды встретились вновь. Странное беспокойство овладело Ниной с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Что же делают с ней эти голубые глаза?
— Вы пробовали этот перец? — спросила она, снова обращая взгляд к костру, в страхе, что лейтенант может прочитать по глазам ее сокровенные мысли.
— Да, пробовал и весьма об этом сожалею, — ответил он. — Готов поклясться, что тот, кто станет регулярно есть эту гадость, в конце концов, сожжет себе желудок.
На этот раз улыбнулась Нина.
— Только в том случае, если этот человек — гринго. Мой отец говорил, что в наших желудках есть особая прокладка, которой нет в желудках белых людей. У нас и кожа толще. Мы не так обгораем на солнце.
— Что ж, думаю, в его словах есть смысл.
Нина потягивала кофе и смотрела на пляшущие языки пламени.
— Мой отец был хороший человек. Пока не пришли техасцы, мы жили очень счастливо. Они называли себя военными, но сожгли наш дом, увели наш скот, убили отца. Моя мать…
Стало совсем тихо. Лишь потрескивал костер, в котором сгорела старая одежда девушки.
— Эмилио рассказал мне о том, что случилось с вашей матерью, — осторожно произнес Клей. Он поставил чашку кофе на землю, вынул тонкую сигару и потянулся за горящей палкой, чтобы прикурить от нее. Нина посмотрела на Эмилио.
— Ему надо поспать, — заметил Клей. — И вам тоже, я полагаю.
Нина глубоко вздохнула.
— Я так устала и слишком взволнована. Не знаю, смогу ли уснуть. С вами когда-нибудь было такое?
Клей сделал несколько затяжек.
— Да, было. После одной стычки с индейцами. Мы преследовали команчей без передышки. Временами мне кажется, что индейцы могут не спать целыми неделями. Мы гнались за ними три дня, имея возможность вздремнуть лишь сидя в седле. Когда нам наконец удалось их догнать, все мы были в полуобморочном состоянии, но мы их одолели — часть была убита, остальные взяты в плен. Однако к этому времени на меня навалилась смертельная усталость, и один из команчей сумел задеть мою грудь своим томагавком. Эта рана — худшая из всех, которые мне наносили. Я считаю, что это произошло из-за моей усталости: реакция притупилась, вот я и пропустил этот удар. После этого я целую неделю не мог нормально спать, и не только потому, что был ранен. Я никак не мог успокоиться.