Дыхание власти
Шрифт:
На мосту тоже не стояли, сложа руки. Из-под ног радогощан выметнулись бревна, служившие настилом моста. Бревна, оказывается, лежали ничем не закрепленные.
Держались просто благодаря своей собственной тяжести. Теперь их легко и быстро столкнули вниз, в глубокий ров. Передняя часть моста сразу ощерилась голыми брусьями. Всадники, достигшие рва, туго натянули поводья. Кони затанцевали перед обрывом, дружинники застыли. Скорпион подошел поближе, растворяясь в дружинниках, проходя сквозь них, как бесплотный дух. Не по линии предков залез в родовой сон, а по энергоинформационному каналу сакрала. Чувств и мыслей людей
Со стороны веси полетели в сторону пришельцев насмешливые восклицания, едкие словечки:
— Почему же вы не прыгаете?
— Выпустите своего князя вперед!
— Щитами заслоните дырку!
— Они ведь у вас красные!
— А у нас щиты деревянные!
— Дудки вам войти в нашу весь!
С вершины холма доносились выкрики женщин. Глухо гудели и напирали задние, которым хотелось увидеть дружинников, обронить и свое словцо, столь долго вынашиваемое и обдумываемое. В повседневных заботах слов требовалось мало. Как-то обходились двумя-тремя, а тут случай подвернулся. Каждый высыпал все, что у него было, протискивались вперед те, которые минутой раньше колебались, пятились, не спешили поперек батьки в пекло.
Толкотня и неразбериха еще больше усилились. Небо разорвали первые крики о помощи. Кого-то придавили, кого-то и топтали. Вал взорвался женским криком, перепуганным визгом. Этот визг упал с вала вниз. Возле ворот раздались крики мучения, позора и боли. Там происходило что-то страшное и неожиданное — дружина, как один ринулась в сечу, нанизывая непокорных на копья и рубя мечами. Все, кто был на мосту и у моста, ринулись назад, оставив полуразрушенную постройку. Повернулись спинами к торжествующим дружинникам.
«Нет больше Радогоста», — вздохнул Скорпион.
Закипел настоящий бой. Железо дружины оросилось кровью. Словно рожденные нечистой силой, гарцевали всадники с багровыми щитами. Рубились мечами и кололись длинными копьями пешие воины. Воины умелые, безжалостные, жестокие. Прошли не одну схватку. Князь кого попало в дружину не возьмет.
Падали убитые и раненые радогощане. Пекло у ворот превратилось в избиение, дружина прорвала проход и устремилась по улицам вдоль домов, сея смерть и разрушения. Взметнулись в небо первые пожары. Народ в страхе разбегался, прятался кто куда, но далеко убежать не могли. Быстрые копья били в спины, копыта топтали заживо.
«Моя кровавая история усмирения непокорных язычников», — вздохнул Скорпион, наблюдая, как в ворота, вслед за дружиной вошел князь со свитой и десятком миссионеров в рясах. Попы и священники, перешагивая тела радогощан, озаряли пылающие дома крестным знаменем, бормоча молитвы по-гречески. Самые нетерпеливые торопили князя отрядить воев для уничтожения древних капищ. Не терпелось повергнуть идолов в грязь и водрузить священный крест.
Бегали перепуганные насмерть женщины. За ними гонялись раззадоренные дружинники, получив вольную на непокорную деревню. Над картиной разорения стлался дым. Дыма становилось все больше — пылали дома. Народ задыхался и кашлял, крики и проклятья сыпались на головы захватчиков. Клянущих тут же насаживали на копья, словно в насмешку озаряя крестным знаменем.
Пожар гнался за людьми, прожорливо набрасывался на все, что попадалось у него на пути: жилища, деревья, хлеб. Ревела перепуганная скотина, надрывно лаяли собаки, ржали кони. Сухой треск, полыхает
Князь с приближенными отошел от пожарищ, укрывшись от дыма в небольшой долине в самом сердце Радогоста. Оттуда был хорошо виден пылающий город.
Скорпион, пройдя мимо пылающего капища с поверженными деревянными и глиняными идолами Перуна, Даждьбога, Сварога, Световита, Макоши, Ярилы, поспешил узреть князя. Долго смотреть на вакханалию бесовщины павлианства в рясах смотреть не мог. От учений Христа в них осталось не много. Разве что символ. Но тот не их. Крест — издревле священный знак. Стоит лишь посмотреть на солнце с прищуром.
Едва ли какой дружинник мог сейчас своей лютостью превзойти служителя иудейского культа, что орудовали топорами не хуже ветеранов, а факелы лишь довершали дела.
Впереди дружины стоял белый конь в дорогом уборе. Драгоценный нагрудник на нем был шит золотом и камнями, как и попона. Старый человек в шелковом заморском плаще поверх золотой чешуйчатой брони, застегнутый круглой драгоценной пряжкой, с шитыми жемчугом сафьяновыми сапогами, с мечом в ножнах, украшенным золотой чеканкой, рубинами, яшмой и изумрудами, и был Владимиром.
Скорпион приблизился и увидел глаза старого князя. Натолкнулся на твердый, равнодушный, напоминающий выступающий из воды камень, взгляд. Эти глаза смотрели на него и не на него, они смотрели, словно сквозь него, но и не сквозь. Они все видели и одновременно — ничего. Для них не существовало ничего на свете, кроме них самих. Они жили собственным светом, собственными хлопотами, усталостью, знанием, покоем.
Владимир Красно Солнышко. Твое красное солнце залило кровью все славянские племена. Ты понимал, что покорить славян невозможно, пока крепка старая вера, и ты сломил веру. Ты объединил и разобщил, ты возвеличил и втоптал, ты уничтожил и возродил. Я понятия не имею, как к тебе относиться. Твои деяния есть вне зависимости от меня, и осудит тебя лишь один Творец. У тебя он иудейский Бог, у меня славянский Род.
Князь заговорил с кем-то из приближенных. Скорпион молча слушал. Это был утомленный, приглушенный голос старого человека. В голосе чувствовалась сила, улавливалась многолетняя привычка к повелеванию. Еще пробивалась сквозь этот голос сытная еда и питье всласть.
Вера верой, а тысячи наложниц по всей земле княжьей летопись замолчать не смогла.
Скорпион повернулся к князю спиной и зашагал по пылающему Радогосту, всматриваясь в лица измученных людей.
Радогост — рады гостю. Вот только гость гостю рознь.
Дружина отпрянула от веси, возвратившись к князю. Даже облаченные в рясу утолили жажду проповедей и отошли. Изорванные, избитые, в кровоподтеках, живые радогощане собирали павших, вскладчину тушили пожары, спасали уцелевших.
Так закончился день, миновала ночь. Радогост еще пылал, дым расползался на окружающие пущи. Скорпион хмуро бродил вдоль мертвых улиц, силясь понять, какой эгрегор напитал его силой, что не выкидывает из энергоемкого сна столь долгое время.
Или время для мира ничего не значит? Мироздание — река, что течет в обоих направлениях или мне еще только предстоит постичь что-то выше?