Дыхание земли

Гедеон Роксана Михайловна

– Как долго? – проговорила я одними губами.

– Что, мадам герцогиня?

– Я спрашиваю, герцог сказал, когда вернется?

– Нет, мадам, этого он не сказал.

Так я и думала… Мне снова дали понять, как мало я значу в этом доме. Да что там в этом доме – в его глазах! Меня даже нет смысла предупреждать об отъезде, что уж там говорить о сроках возвращения!

Черт возьми, ну и муж мне достался – хуже не придумаешь! Роялист, шуан и заговорщик!

Я ушла наверх, твердо сказав себе, что буду последней дурой, если подумаю о нем хоть раз за время его отсутствия.

ГЛАВА

ВОСЬМАЯ

ИНДИЙСКАЯ МЕДИЦИНА

1

Дни шли за днями, прошел целый месяц, а от Александра не было никаких вестей. Поначалу я даже опасалась отлучаться надолго из дома, думая, что как раз во время моего отсутствия прибудет гонец с вестями от герцога. Но это мое преданное затворничество ничего не изменило. Видимо, он не вспоминал обо мне.

Жан тоже не очень-то баловал меня письмами. О его делах я узнавала из писем Шарля, длинных и обстоятельных. И дела эти, я подозревала, шли совсем не блестяще. Кроме арифметики и географии, Жан не успевал ни по какому предмету. Было похоже, что он завалит экзамены. В конце концов, после сретенья я спешно выехала в Ренн, чтобы как следует отчитать сына. Тем более что и директор коллежа уже не раз вызывал меня туда.

Но случилось так, что говорить с Жаном мне пришлось вовсе не об учебе.

– Он болен, сударыня, – сказал мне воспитатель, дежуривший в коридоре.

– Болен?

– Нет причин для волнения. Это всего лишь простуда. В противном случае мы немедленно послали бы за вами.

– Да где же он? Где Жан? – встревоженно спросила я.

– В лазарете. Я провожу вас.

Он провел меня в самый конец левого флигеля и распахнул дверь одной из комнат. Здесь был полумрак. По углам стояли две кровати, одна из них была пуста, на другой кто-то лежал. Вся обстановка показалась мне слишком хмурой и холодной для больных. Даже огонь в камине пылал недостаточно жарко. Я быстро подошла к кровати, присела на ее краешек, осторожно отвернула одеяло, которое Жан натянул на самую голову. Он весь вскинулся.

– Ма, ты здесь?

– Да, я здесь, я приехала повидать тебя, дорогой. И совсем не думала, что ты заболеешь.

Я порывисто гладила его волосы, потом наклонилась, губами коснулась лба сына. У него был жар. Не слишком большой, правда, но я забеспокоилась.

– Жан, что с тобой? Что говорит доктор?

– У меня болит горло. И доктор говорит то же самое.

– Ты можешь рассказать, как это случилось? Ты промочил ноги?

Он поморщился, потом трудно глотнул, словно превозмогая что-то. Мне с каждой минутой становилось все тревожнее. Жан был бледен, как полотно, черты лица невероятно заострились, губы пересохли. А главное – эти пылающие блестящие глаза. Они больше всего наводили на мысль, что ребенка нужно лечить.

– Во вторник мы с Марком ходили сюда, в лазарет, проведать Эжена. Я тогда был здоров. Знаешь, ма, мне кажется, я от Эжена заразился.

– Чем тебя лечат? Тебе дают какие-то лекарства?

– Ментоловые пилюли и бертолетову соль.

Мгновение я сидела молча, не зная, на что решиться. Лазарет мне не нравился. Нельзя надеяться, что чужие люди будут ухаживать за моим сыном так, как сделала бы это я. Ему здесь скучно и

холодно, вообще нерадостно. Ему нужна теплая постель, внимание и любовь окружающих.

Я торопливо поцеловала мальчика:

– Подожди одну минуту, Жанно. Я сейчас вернусь.

Выйдя в коридор, я разыскала воспитателя, который провожал меня сюда, и сказала ему о догадках Жана насчет своей болезни. Воспитатель, поразмыслив, ответил, что эти догадки, возможно, обоснованны.

– А что говорит доктор? – спросила я.

– Я затрудняюсь ответить, сударыня. Вам лучше было бы переговорить с ним самим.

– Он сейчас в коллеже?

– Нет, он будет только завтра.

Так долго я ждать не собиралась. В конце концов, завтра я смогу найти и более приличного доктора уже там, в Белых Липах. Помолчав, я спросила:

– А где тот мальчик, Эжен, который был в лазарете во вторник? Он поправился?

– Нет, его в тот же день забрали родители.

– И что с ним сейчас?

Изменившись в лице, воспитатель произнес:

– К сожалению, он два дня назад умер.

Эти слова заставили меня на миг застыть от ужаса.

– Умер? И вы мне говорите об этом только сейчас?

Не дожидаясь ответа, я побежала в дортуар, разыскала там какого-то слугу и попросила немедленно собрать одежду Жана. Потом, в такой же спешке, вернулась в лазарет, снова склонилась над сыном. Он, казалось, задремал. Я ласково коснулась ладонью его волос, потом стала будить. Жан открыл глаза и произнес:

– Ма, не уходи больше. Побудь со мной.

– Милый, я буду с тобой. Но ты должен подняться. Я помогу тебе одеться.

– Зачем? – спросил он с видимым усилием.

– Я увезу тебя домой, Жанно. Мне не нравится то место, где ты находишься. Дома тебе будет лучше. Ведь правда?

С сонным, ужасно беспомощным и усталым видом он невнятно пробормотал, что ему хочется уехать домой, но он очень болен и ему трудно подняться.

– Пожалуйста, Жанно, сделай небольшое усилие. Я помогу. Тебе не надо будет идти.

Его вялый безразличный вид, почти бессознательное состояние беспокоили меня все больше и больше. Я одевала его, укутывала, а он с закрытыми глазами сидел на постели, чуть пошатывался и вообще был как кукла в моих руках. Мне даже казалось, он очень похудел. Я часто слышала от других матерей слова о том, что они, если их дети больны, тысячу раз предпочли бы заболеть сами, лишь бы избавить ребенка от болезни; и нынче я чувствовала то же самое. За что такая беда приключилась с Жаном? Он никогда не болел. И угораздило же его пойти в лазарет проведать того несчастного Эжена!

При мысли о последнем меня бросило в дрожь. Мальчик умер… Почему? Может быть, был слишком слаб и за ним плохо ухаживали? Ведь, судя по признакам болезни, нельзя было сказать, что это что-то чересчур серьезное. Все выглядело как обыкновенная простуда. Нет, с Жаном ничего плохого не произойдет. Моя любовь защитит его. Не надо даже думать о самом страшном!

– Пойдем, Жанно. Пойдем, мой милый.

Я кое-как довела его до порога, а там мальчика подхватил на руки Люк и понес к карете. Я шла рядом, сжимая свесившуюся руку сына в своих ладонях. Он был словно без сознания и лишь невнятно бормотал что-то, изредка произнося: «Ма! Ты здесь?»