Дыхание земли
Шрифт:
Я выбежала из дома, горя желанием поскорее разыскать сына. Как бы он не задумал какой-нибудь глупости! Честное слово, эта его вспыльчивость – фамильная черта де ла Тремуйлей – может сыграть с ним дурную шутку.
– Ах, вот ты где!
Я разыскала Жанно среди валунов, сваленных у старой яблони, и, облегченно вздыхая, села рядом. Он отвернулся, уткнувшись лицом в колени.
– Ну, чем ты обижен, мой мальчик? – произнесла я нежно, касаясь пальцами спутанных черных волос ребенка. – Ведь я люблю тебя, Жанно.
Он передернул
– Ответь мне, – сказала я. – Что ты думаешь?
Он молчал, упрямо сдвинув брови.
– Так ты еще совсем малыш, Жанно! Я думала, ты мужчина и знаешь, как следует поступать. Хорошо, раз ты малыш, я буду любить тебя так, как малыша: буду баюкать, как Изабеллу и Веронику, буду поить из рожка, чтобы ты больше ни на что не обижался…
– Ага! Ты еще и насмехаешься!
Я заметила, что плечи его вздрагивают, и он едва одерживает рыдания, – это дается явно нелегко. У меня сердце облилось кровью: я и не подозревала, что горе Жанно так сильно!
– Жан Анри, мальчик мой дорогой!
Я потянулась к нему, прижала к себе его темноволосую голову, заглянула в искаженное обидой личико.
– Скажи же, Жанно, не молчи! Что тебя мучает? Неужели ты так не любишь сестричек?
– Не люблю! – пробормотал он сквозь слезы.
– Но почему, почему? Они ведь такие славные и ничего не сделали тебе дурного!
Жанно не выдержал и расплакался, прижавшись лицом к моему плечу: я видела, что ему стыдно за свои слезы, но не плакать было выше его сил.
– Неужели тебе не хватает меня? 3-зачем тебе столько хлопот со всеми этими детьми? – проговорил он, заикаясь, прямо мне в плечо. – Р-раньше я был один, а теперь эти девочки з-заняли мое место!
Улыбнувшись, я заглянула ему в лицо, нежно поцеловала заплаканные синие глаза мальчугана.
– Милый мой малыш, ведь ты появился у меня раньше их.
– Да, но теперь ты только ими и занимаешься. С ними болтаешь, их баюкаешь.
– Неправда, я и с тобой болтаю, и тебя баюкаю.
Я не могла допустить, чтобы Жанно чувствовал себя ущемленным. Возможно, я вела себя неправильно, не объясняя ему положения. Но в этот день мы долго разговаривали; когда Жанно успокоился, я стала рассказывать ему, как слабы и малы его сестренки, как они нуждаются в защите и помощи от всех нас, в том числе и от такого настоящего мужчины, как Жанно.
Втайне я еще раз укорила себя за то, что была недостаточно чуткой. Жанно много чего вытерпел в приюте и стал очень раним. И как раз в тот момент, когда он больше всего нуждался в моем внимании, я совсем его забросила!
– Ты не будешь больше скрывать свои чувства, правда, Жанно? Если ты чем-то обижен, приди и сразу же скажи мне, мы вместе во всем разберемся! Ведь ты доверяешь мне, сынок?
– Да, – пробормотал он, утирая слезы.
– Ну, а я люблю тебя очень сильно, мое сокровище.
И все-таки несмотря на этот разговор я чувствовала, что следует чем-то
Когда к нам в очередной раз заглянул отец Медар, с которым наше семейство явно подружилось, я спросила, не сможет ли он серьезно заняться образованием Жанно.
– Сколько лет вашему сыну, сударыня? – спросил отец Медар. Он был старше меня всего на три года и никак не мог привыкнуть называть меня «дочь моя».
– Восемь, святой отец, почти восемь.
– И что, он умеет что-нибудь?
– В приюте его научили читать и писать, но на этом все и закончилось.
Я знала, что у самого отца Медара образование превосходное: еще при Старом порядке он закончил коллеж ораторианцев, а потом духовную академию в самом Ватикане. Он знал четыре языка помимо греческого и латыни.
– Я охотно буду учить его, сударыня, если только он станет приходить ко мне в часовню. Кстати, вы могли бы посылать и Шарля – ведь он, кажется, сын покойного виконта де Крессэ?
– Да, – отвечала я, даже не покраснев.
– Ему уже пора готовиться к первому причастию.
– А Авроре, святой отец? Ей летом будет тринадцать.
– Я полагаю, к тому времени она уже будет готова к причастию.
Я нерешительно взглянула на священника.
– Святой отец, вы… вы, вероятно, потребуете плату за свои услуги?
Он улыбнулся уголками красивого рта и, останавливая меня, махнул в воздухе тонкой белой рукой.
– Господь с вами, сударыня! Я всего лишь бедный служитель Божий, но, честно говоря, я не так беден, как вы.
Я замолчала. Личность отца Медара оставалась для меня загадочной. Он вел себя просто, непринужденно и вежливо, ни на что не претендуя, в иные моменты даже старался казаться проще, чем был. Но в то же время его влияние на шуанов, даже при их религиозности, было для меня необъяснимо сильным. Можно было подумать, что предводитель шуанерии в Гравельском лесу не ле Муан, а отец Медар. А его холеный вид, отличная одежда, всегда безупречная сутана? А кольца на пальцах? Неужели ему, одному из Говэнов, удалось сохранить что-то из фамильного богатства? И это в то время, когда все бретонские дворяне сплошь и рядом стали нищими?
Я не знала, какие выводы следует делать из этого. Но на всякий случай решила держаться с отцом Медаром поосторожнее. Он мог оказаться гораздо большей фигурой, чем я думала.
10
Я была рядом, внимательно наблюдая. Плуг легко, как в масло, входил в землю, откидывал в сторону жирные пласты, – Селестэн, казалось, не прилагал к этому никаких усилий. За плугом тянулась борозда. Когда Селестэн сменил плуг на борону, я запустила руку в лукошко, набрала пригоршню гречихи – меленьких сухих трехгранных орешков, и стала разбрасывать их – сеять.