Дылда
Шрифт:
Нога действительно быстро прошла, но в 43-м году их отправили в Германию. Они долго ехали, несколько раз попадали под бомбы. Когда приехали, то их разделили – бабушку куда-то увели, а мать определили в лагерь. Лагерь был ужасным испытанием для неё. Она рассказала мне об охраннике, у которого была плётка. Он безжалостно бил ею детей, попадавшихся ему под руку. Как она свистела, когда он заносил её над головой! Дети, завидев его, пытались сразу куда-нибудь спрятаться, чтобы не попасться ему на глаза…
Мимо этого лагеря изредка проходили люди. Сквозь проволоку дети протягивали к ним руки, просили что-нибудь поесть, потому что голод мучил постоянно. Как-то раз, когда мать протягивала таким образом руку, рядом оказался мальчик, который был немного старше
После освобождения их обоих направили в один детский дом где-то в Белоруссии, где мать встретила сестру, которая была старше неё на два года. Они стали дружить все вместе. Их уже определили в школу, когда они решили сбежать. Сестра помнила, что жили они в Абинске, где было тепло, на деревьях в саду росли фрукты, а в погребе всегда была еда. Тем же летом их повезли в пионерлагерь, а это было на юге, совсем недалеко от Абинска. Тогда они и решили бежать.
Сестра быстро нашла дом, где они жили до войны. Но там уже жили другие люди. Сестра хотела поговорить с женщиной и объяснить, что дом этот принадлежит им, но женщина не дала ей говорить. Она представилась дальней родственницей и пообещала их приютить. Она действительно приняла их на жительство, но поселила их не в доме, а в сарае – в том самом сарае, в котором когда-то они прятались от немцев. Женщина эта часто просила детей сделать что-нибудь по дому: принести что-то из погреба или прополоть в огороде. В общем, стали они, таким образом, самыми настоящими рабочими. Но кормила она их скудно – остатками с собственного обеденного стола. Старшая сестра придумала хитрость. Она сорвала соломинку и научила детей, как, проткнув аккуратно верхнюю плёнку сметаны в кувшине, можно добраться до сливок. Теперь, когда детей просили спуститься в погреб и что-нибудь принести, они подпитывали себя жирными сливками, из которых хозяйка делала сметану. Конечно, брали они совсем по чуть-чуть, чтобы она не заметила и не догадалась, что из кувшина кто-то пил. После лета за ними приехали из детдома. Очевидно, на зиму та женщина оставлять их не собиралась…
Ваня, окончив семь классов, поступил в техникум и уехал в Краснодар, а моя мать, помня о той чудесной мази, которую дал бабушке доктор, поступила на аптекаря. Она поступила в Пятигорский фармацевтический институт. Ваню в это время после техникума призвали в армию, а после он вернулся в станицу, куда направили после института мою мать. Всё время разлуки они переписывались, а сразу после встречи решили пожениться. Техникум у Ивана, моего отца, был педагогический, поэтому он пошёл работать в школу преподавателем географии. Позже он стал завучем…
Когда же я родилась, им дали план – участок, где они сами построили дом. Все они были счастливы до того дня, когда с отцом случился инфаркт. Ему показалось тогда, что за колючей проволокой по телевизору он увидел себя… После больницы у отца случился второй инфаркт, а третьего он уже не перенёс. Мать очень тосковала… Когда я была в 10-м классе, на свете не стало и её. Я тоже хотела поступать в Пятигорск, как и мама, на провизора, но поступить тогда не смогла. Видимо, не отошла ещё от потери матери. Девушка, с которой я жила в студенческом общежитии, предложила мне приехать сюда. Вместе с ней мы проработали три года. В прошлом году она уехала. Тогда же я всё-таки поступила на заочное, куда хотела. Специальность провизора сейчас не очень в почёте, но всяко лучше, чем просто быть официанткой.
… – Вот, что я могу рассказать вам о своей жизни, – закончила Катя.
Помолчав немного, она добавила.
– А не пора ли детям готовить завтрак? Они же наверняка уже проснулись.
Позже Катя стала приезжать к Олегу каждые выходные, помогала по хозяйству и вместе с ним торговала
В последнее время Олег больше всего на неделе не любил пятницу. Вот уже длительное время каждую пятницу к нему повадился приезжать один чиновник со своими отпрысками на пруды. Его чёрную машину премиум-класса он видел ещё издали. Она мчалась на большой скорости и с шумом останавливалась возле Олега. Открывалось окно, и из него показывалась рука с удостоверением красного цвета. Олег неизменно читал одни и те же строчки в документе: «Депутат Государственной Думы Кацман Борис Осипович».
– Мы на тот пруд, где в прошлый раз были. Это направо же, да? – спрашивал водитель, молодой юноша, сын депутата.
– Тот пруд находится на территории охранной зоны. Въезд туда запрещён, туда нельзя, поскольку…
– Нам всё можно, – отвечал он, и машина проезжала.
Всё им можно… А что он действительно может сделать? Куда жаловаться, если и представитель налоговой инспекции, и майор ФСБ здесь же – в лицах двух сынков депутата Кацмана… С такими удостоверениям им всё можно.
Эта семейка привозила с собой сети. Олег хуже всего переносил то, что ловили они браконьерским способом. Их интересовала только крупная рыба. Они извлекали её из сетей, а мелкую там же и оставляли. Олегу приходилось после них осматривать пруд, убирая за ними сети и выпуская на волю рыбу. В последний раз Олег просмотрел одну… Оставленная в камышах сеть доставила ему много хлопот. В середине недели рыба его начала болеть, и Олег сразу понял, в чём причина. Он ещё раз обыскал весь пруд и нашёл её. В камышах была натянута сеть, которую он не заметил в прошлый раз. Собравшаяся в ней рыба уже начала разлагаться. Попавшая в сети рыба привлекала раков, раки тоже запутывались в этой сети и погибали. Подобный источник загрязнения заражал воду и мальков. На счастье Олега пруд этот был спускной, а канал был сделан Олегом так, что водозабор находился выше, поэтому риска загрязнения питьевой воды не было. Олег спустил воду, продезинфицировал пруд, но кто ему возместит эти убытки? Естественно, никто… Они не только ловили браконьерскими сетями и электроудочками рыбу в прудах Олега, но и стреляли по уткам из ружья в неохотничий сезон.
На этой неделе в пятницу он проснулся раньше обычного. Он решил положить конец этому. Всё-таки закон есть закон. Если нельзя, значит нельзя никому, пусть он хоть трижды депутат. Олег поставил шлагбаум, запрещающий въезд в охранную зону, сел и стал ждать. Ждать пришлось недолго. Троица на чёрной машине приехала как обычно.
– Эй, ты, культявый, ты чего понагородил заторов, а ну открывай! – крикнул Олегу один из сыновей.
Олег поднялся, оглядел их машину и стал подходить. Ещё не доходя до водительской двери, он сослался на закон.
– Нет, дорогие товарищи, вы очень плохо ведёте себя на водоёмах. После вас мне пришлось воду спускать, рыбы много погибло, так что езжайте куда-нибудь в другое место. Это охранная территория, въезд сюда запрещён.
– Да ты чё! Мы же тебя сейчас в этом же пруду и утопим, ты на кого пасть-то раскрываешь! Забыл, что ли?! – и водитель приставил к его глазам удостоверение майора ФСБ.
– Ты проблем, что ли, хочешь? – заговорил второй на переднем сиденье.
– Ничего не могу сделать, закон есть закон. Не я его придумал. Вам сюда нельзя, – Олег старался выглядеть спокойным, но в висках его уже стучало. Он знал, что просто так они не уедут.
– Ну, ты даёшь, культявый!
Из машины вышли двое. У одного в руках была бита.
– Знаешь, ты, что это за палочка?
Оба они стали подходить ближе к Олегу.
– Да, знаю, – Олег медленно стал отступать назад.
– Так вот этой палочкой я тебе сейчас все рёбра переломаю, если сейчас же не откроешь ворота.
– Нет, не открою, – твёрдо сказал Олег и остановился. Он решил, что время пришло.
– Я тебе сейчас мозги вышибу!!
Олег увернулся от первого удара.