Дым
Шрифт:
Ирина произнесла всю эту речь не переводя духа, и Литвинов мог заметить, что в глазах ее заблистали слезы ... да, действительные слезы.
– Помилуйте, Ирина Павловна,- поспешно начал он,- как вам не совестно извиняться, просить прощения...
То дело прошедшее, в воду кануло, и мне остается только удивляться, как вы, среди блеска, который вас окружает, могли еще сохранить воспоминание о темном товарище первой вашей молодости...
– Вас это удивляет?
– тихо проговорила Ирина.
– Меня это трогает,- подхватил Литвинов,- потому что я никак не мог вообразить...
–
– Я искренно радуюсь вашему счастью, Ирина Павловна,я от всей души желаю вам всего лучшего на земле...
– И не помните зла?
– Я помню только те прекрасные мгновенья, которыми я некогда был вам обязан.
Ирина протянула ему обе руки. Литвинов крепко стиснул их и не разом их выпустил... Что-то давно небывалое тайно шевельнулось в его сердце от этого мягкого прикосновения. Ирина опять глядела ему прямо в лицо; но на этот раз она улыбалась... И он в первый раз прямо и пристально посмотрел на нее... Он опять узнал черты, когда-то столь дорогие, и те глубокие глаза с их необычайными ресницами, и родинку на щепе, и особый склад волос надо лбом, и привычку как-то мило и забавно кривить губы и чуть-чуть вздрагивать бровями,все, все узнал он... Но как она похорошела! Какая прелесть, какая сила женского молодого тела! И ни румян, ни белил, ни сурьмы, ни пудры, никакой фальши на свежем, чистом лице... Да, это была, точно, красавица!
Раздумье нашло на Литвинова... Он все глядел на нее, но уже мысли его были далеко... Ирина это заметила.
– Ну вот и прекрасно,- громко заговорила она,- ну вот теперь совесть моя покойна, и я могу удовлетворить мое любопытство.
– Любопытство,- повторил Литвинов, как бы недоумевая .
– Да, да... Я непременно хочу знать, что вы делали все это время, какие ваши планы; я все хочу знать, как, что, когда... все, все. И вы должны говорить мне правду, потому что я предуведомляю вас, я не теряла вас из вида... насколько это было возможно.
– Вы меня не теряли из вида, вы... там... в Петергбурге ?
– Среди блеска, который меня окружал, как вы сейчас выразились. Именно, да, не теряла. Об этом блеске мы еще поговорим с вами; а теперь вы должны рассказывать, много, долго рассказывать, никто вам не помешает. Ах, как это будет чудесно!- прибавила Ирина,весело усаживаясь и охорашиваясь в кресле.- Ну же, начинайте.
– Прежде чем рассказывать, я должен благодарить вас,- начал Литвинов.
– За что?
– За букет цветов, который очутился у меня в комнате .
– Какой букет? Я ничего не знаю.
– Как?
– Говорят вам, я ничего не знаю... Но я жду... жду вашего рассказа... Ах, какой этот Потугин умница,-что привел вас!
Литвинов навострил уши.
– Вы с этим господином Потугиным давно знакомы ?
– спросил он.
– Давно... но рассказывайте.
– И близко его знаете?
– О да!
– Ирина вздохнула.- Тут есть особенные причины... Вы, конечно, слыхали про Элизу Бельскую... Вот та, что умерла в позапрошлом году такой ужасной смертью?.. Ах, да ведь я забыла, что вам неизвестны наши истории... К счастью, к счастью, неизвестны. Оh, quelle chance!
– И Потугин, говорите вы, находился в отношениях с...
– Мне очень тяжело даже вспоминать об этом,- перебила Ирина.- Элиза была моим лучшим другом в институте, и потом, в Петербурге au chateau мы беспрестанно видались. Она мне доверяла все свои тайны: она была очень несчастна, много страдала. Потугин в этой истории вел себя прекрасно, как настоящий рыцарь! Он пожертвовал собою. Я только тогда его оценила! Но мы опять отбились в сторону. Я жду вашего рассказа, Григорий Михайлович.
– Да мой рассказ нисколько не может интересовать вас, Ирина Павловна.
– Это уж не ваше дело.
– Вспомните, Ирина Павловна, мы десять лет не видались, целых десять лет. Сколько воды утекло с тех пор.
– Не одной воды! не одной воды!
– повторила она с особым, горьким выражением,- потому-то я и хочу вас слушать.
– И притом я, право, не могу придумать, с чего же мне начать?
– С начала. С самого того времени, как вы... как я переехала в Петербург. Вы тогда оставили Москву... Знаете ли, я с тех пор уже никогда не возвращалась в Москву!
– В самом деле?
– Прежде было невозможно; а потом, когда я вышла замуж...
– А вы давно замужем?
– Четвертый год.
– Детей у вас нет?
– Нет,- сухо ответила она.
Литвинов помолчал.
– А до вашего замужества вы постоянно жили у этого, как бишь его, графа Рейзенбаха?
Ирина пристально посмотрела на него, как бы желая отдать себе отчет, зачем он это спрашивает...
– Нет...- промолвила она наконец.
– Стало быть, ваши родители... Кстати, я и не спросил у вас об них. Что они...
– Они оба здоровы.
– И по-прежнему живут в Москве?
– По-прежнему в Москве.
– А ваши братья, сестры?
– Им хорошо; я их всех пристроила.
– А!
– Литвинов исподлобья взглянул на Ирину.- По-настоящему, Ирина Павловна, не мне бы следовало рассказывать, а вам, если только...
Он вдруг спохватился и умолк.
Ирина поднесла руки к лицу и повертела обручальным кольцом на пальце.
– Что ж? Я не отказываюсь,- промолвила она наконец .- Когда-нибудь... пожалуй... Но сперва вы... потому, вот видите, я хоть и следила за вами, но об вас почти ничего не знаю; а обо мне... ну обо мне вы, наверно, слышали довольно. Не правда ли? Ведь вы слышали, скажите ?
– Вы, Ирина Павловна, занимали слишком видное место в свете, чтобы не возбуждать толков... особенно в провинции, где я находился и где всякому слуху верят.
– А вы верили этим слухам? И какого роду были они?
– Признаться сказать, Ирина Павловна, эти слухи доходили до меня очень редко. Я вел жизнь весьма уединенную.
– Как так? Ведь вы были в Крыму, в ополчении?
– Вам и это известно?
– Как видите. Говорят вам, за вами следили.
Литвинову снова пришлось изумиться.