Дьюи. Библиотечный кот, который потряс весь мир
Шрифт:
Семье Майо принадлежало кафе в Ройале, одном из городков Айовы, расположенном примерно в десяти милях [около 16 км. – Ред.] от фермы отца. Мой дед был замечательным человеком, дружелюбным, общительным, честным, добрым. И настоящим алкоголиком. Будучи ребенком, моя мама убегала из школы, чтобы на скорую руку приготовить обед, а потом снова мчалась в школу на несколько послеполуденных часов. Часто дед отключался в каком-нибудь кабачке, и маме приходилось тащить его до постели.
Это вовсе не означает, что семья Майо пользовалась дурной репутацией. В 1940-х годах десять миль – это большое расстояние для Айовы. Но проблема заключалась в другом: они были католиками. Так что мама и папа сбежали в Миннесоту, чтобы там пожениться. Рана, нанесенная этим побегом, затягивалась несколько лет, но в Айове всегда преобладала практичность.
Семейная ферма. Представление о ней сильно романтизировано. На самом же деле семейное фермерство – тяжкий труд, такой, что спины не разогнуть, однако приносящий скудный доход. Ферма Джипсонов была именно такой. Холодная вода поступала в кухню из колонки, рукоять которой надо было интенсивно качать. В подвале стояла стиральная машина, но греть воду приходилось на плите наверху. После стирки белье приходилось отжимать, пропуская через ролики по одной вещи, а затем развешивать на веревках. В углу подвала был оборудован душ. Стены были бетонные, но полы выложены плиткой. Вот и вся наша роскошь.
Кондиционеры? Я даже не знала о существовании таких приборов. Мать проводила на кухне по шесть часов в день, даже если жара достигала ста градусов по Фаренгейту [около 38 градусов по Цельсию. – Ред.]. Дети спали наверху, но летние ночи бывали такими жаркими и душными, что мы брали свои подушки и укладывались на полу из линолеума в столовой. Здесь было самое прохладное место во всем доме.
Унитаз в доме? До десяти лет я пользовалась будкой во дворе с одной дырой. Когда яма заполнялась, просто выкапывали новую и переносили строение. Теперь в это трудно поверить, но так было.
У меня было хорошее детство, просто прекрасное. Я не променяла бы его на все деньги Де-Мойна [2] . Стоило ли переживать из-за новых игрушек и нарядов? Ни у кого в нашем окружении этого не было. Мы донашивали старую одежду. Поскольку телевидение отсутствовало, мы общались. Нашим самым замечательным путешествием была ежегодная поездка в муниципальный плавательный бассейн в Спенсере. Каждое утро мы все вместе просыпались и вместе начинали работать.
Мне исполнилось десять лет, когда мама и папа произвели на свет вторую троицу – Стивена, Вал и Дуга. Мы с мамой растили их. Мы были Джипсоны. И горой стояли друг за друга. По ночам на ферме было темно, безлюдно и одиноко, но я знала: за стенами фермы в мире нет ничего такого, что могло причинить мне вред. У меня есть семья. А если уж дела шли совсем плохо, у меня оставалось кукурузное поле. Я всегда могла погрузиться в него и затеряться.
2
Город в центральной части штата Айова.
Конечно, в действительности мы были не одни. Каждая квадратная миля сельских земель, ограниченная со всех сторон безупречно ровными дорогами Айовы, называлась участком. В те дни большинство участков принадлежало четырем семейным фермам. На нашем участке три с половиной семьи были католиками (мы лишь наполовину католики), и в них насчитывалось семнадцать детей, поэтому мы вполне могли играть в бейсбол. Даже если появлялись четверо, то уже можно было начинать игру. Не могу припомнить никаких других игр. Я была тогда маленькой, но, когда мне исполнилось двенадцать лет, могла бросить мяч через канаву прямо в кукурузное поле. Каждый вечер мы собирались за семейным столом Джипсонов и благодарили господа за то, что он дал нам еще один день и мы не потеряли мяч в кукурузе.
В двух милях [около 3,2 км. – Ред.] от нашего восточного поля, в конце второго участка, находился город Монета. Спенсер и Монету разделяли всего двадцать миль, но они словно принадлежали к разным мирам. Кому-то эти двадцать миль пути могли показаться невыразительными, но если вам довелось проезжать в этих краях в сентябре, когда небо темнело от синих штормовых облаков, а ряды кукурузы отливали всеми оттенками коричневого, вам было бы трудно не проникнуться здешней красотой. Цветовым пятном, скорее всего, был выцветший щит, установленный при въезде в город Эверли в честь юношеского чемпионата по баскетболу
Население Монеты никогда не достигало показателя в пятьсот жителей, но оно увеличивалось за счет фермеров вроде моей семьи, которые относили себя к этой прекрасной общине. В 1930-х годах Монета служила игорной столицей северо-западной части Айовы. В ресторане на Мейн-стрит продавали алкоголь, и в скрытой его части работал игорный зал, в который попадали через потайную дверь. Однако уже во времена моего детства эти легенды давно устарели: в нашем воображении на смену им пришли бейсбольное поле и пчелы. В каждой общине было нечто такое, что запечатлевалось в детской памяти. Приезжайте в Спенсер, когда вам будет за шестьдесят, и старожилы скажут: «У нас был кот. Он жил в библиотеке. Как его звали? Ах да, Дьюи». А в Монете достопримечательностью были пчелы. У одной местной семьи имелось шестьдесят ульев, и этот мед славился в четырех округах, которые казались целым миром.
Центром города считалось двухэтажное здание из красного кирпича, состоявшее из десяти комнат. Это школа Монеты. Она располагалась ниже по дороге, если идти в направлении от бейсбольного поля. Почти каждый житель Монеты посещал эту школу по крайней мере несколько лет. Моих ровесников было всего восемь человек, но это скромное количество компенсировалось другими благами и преимуществами. Две местные женщины готовили домашнюю еду для всей школы на целый день. Двум девочкам в классе, Джанет и мне, нередко разрешали отправляться утром на кухню, чтобы покрывать булочки глазурью. Если у тебя возникала какая-то проблема и нужно было обсудить ее с глазу на глаз, учитель мог пойти с тобой на полянку в рощице за школой. Если тебе хотелось уединиться или побыть с кем-то, тоже шли в рощицу. Там я впервые поцеловалась.
В конце каждого учебного года в школе устраивали праздник со множеством состязаний: бег в мешках, скачки на лошадях и, конечно, бейсбол. На пикнике собирался весь город. Приходили все жители. В середине лета, когда высокая кукуруза напоминала крепостные стены и окружала город, проходила встреча выпускников школы, на которую в 1950-х годах приезжали несколько тысяч человек. Все до одного.
А в 1959 году власти штата закрыли школу в Монете. Население в городе убывало, и штат больше не мог нести расходы на содержание школы. Монета всегда притягивала окрестных фермеров, но и само сельское хозяйство менялось. В начале 1950-х годов появились гигантские комбайны и сноповязалки, что позволяло фермерам вспахивать и засевать большие площади угодий. Некоторые фермеры обзавелись новыми машинами, затем прикупили земли соседей и удвоили свой урожай, а затем пустили в ход заработанные деньги, чтобы расширить владения за счет земли соседей. Сельские семьи, потерявшие свои наделы, стали перебираться в города, такие как Спенсер. А вместе с хозяевами исчезали и фермерские дома, приусадебные садики и ряды деревьев, которые первые поселенцы высаживали для защиты от летнего солнца и зимних ветров. Это были огромные, вековые деревья, по пяти футов в обхвате [около 1,5 м. – Ред.]. Когда на этих землях стали появляться крупные хозяйства, новые владельцы бульдозерами сносили все: деревья, строения – одним словом, все; сгребали в кучи и сжигали дотла. Зачем держать дом, в котором никто не живет, когда на его месте можно разбить поле? Земля вернулась, но не к природе. Ее засевали кукурузой.
На старых семейных фермах выращивали скот. Сажали сады. А зерно культивировали на отдельных небольших полях. На новых огромных фермах остались только кукуруза да соя. Каждый год Айова производила все больше кукурузы, но нам доставались лишь крохи. В основном она направлялась на корм скоту. Какую-то часть стали перерабатывать в этанол. Остальная собранная кукуруза пускалась на переработку. Вы когда-нибудь интересовались вопросом, откуда берется ксантан, природный полисахарид, используемый при производстве жевательных резинок? Это переработанная кукуруза, впрочем, как почти все, что входит в длинный список непонятных ингредиентов, указанных на упаковках с едой. Семьдесят процентов рациона среднестатистического американца – подумайте: семьдесят процентов! – связано с кукурузой.