Дьюма-Ки
Шрифт:
Я поднял руку, неопределённо взмахнул. Как бы говоря: «Может, si, может, нет».
— Я сидел за обеденным столом в пустом доме. На столе стояла ваза с фруктами, появившаяся благодаря любезности женщины, которая прибиралась в доме и покупала продукты. Я положил пистолет на стол, потом закрыл глаза. Два или три раза повернул вазу вокруг оси. Сказал себе, что если возьму яблоко, то поднесу пистолет к виску и покончу с собой. Если же возьму апельсин… тогда заберу лотерейные выигрыши и поеду в «Диснейуолд».
— Ты слышал холодильник, — вставил я.
— Совершенно верно, — он не удивился, — я слышал холодильник… и гудение компрессора, и щёлканье морозильного агрегата.
— Ты жульничал?
Уайрман улыбнулся.
— Хороший вопрос. Если ты спрашиваешь, подглядывал ли я, ответ — нет. Если тебя интересует, запомнил ли я местоположение фруктов в вазе… — Он пожал плечами. — Quien sabe? [100] В любом случае я взял яблоко. На всех нас грех Адама. Я не стал надкусывать его или нюхать. Определил на ощупь. Поэтому, не открывая глаз (и не давая себе возможности подумать, что творю), я поднял пистолет и поднёс к виску. — Он продемонстрировал всё это рукой, которой у меня больше не было, оттопырил большой палец, а указательный приставил к маленькому круглому шраму, который обычно скрывали его длинные седеющие волосы. — Последней мелькнула мысль: «По крайней мере мне больше не придётся слушать холодильник или доставать из него ещё один кусок картофельной запеканки». Никакого грохота я не помню. Тем не менее весь мир исчез в белом, и на том закончилась прошлая жизнь Уайрмана. А теперь… хочешь послушать о галлюцинациях?
100
Кто знает (исп.).
— Да, пожалуйста.
— Охота сравнить со своими?
— Да. — И тут у меня возник вопрос. Возможно, один из самых важных: — Уайрман, у тебя были эти телепатические откровения… странные видения… как их ни назови… до того как ты приехал на Дьюма-Ки? — Я думал о собаке Моники Голдстайн, Гендальфе, о том, как вроде бы задушил его отсутствующей рукой.
— Да, два или три раза, — ответил Уайрман. — Со временем я, возможно, расскажу тебе об этом, Эдгар, но мне не хочется очень уж задерживать Джека у мисс Истлейк. Помимо всего прочего, она наверняка беспокоится из-за меня. Она такая милая.
Я мог бы сказать, что Джек (тоже очень милый) скорее всего беспокоится ничуть не меньше, но лишь попросил продолжать.
— Тебя часто окружает краснота, мучачо, — вновь заговорил Уайрман. — Я не думаю, что это аура в прямом смысле, и это, наверное, не свет мыслей… но случалось и такое. В трёх или четырёх случаях, когда это происходило, я улавливал не только цвет, но и слово, его обозначающее. И да, однажды такое случилось вне Дьюма-Ки. В галерее «Скотто».
— Когда я не мог найти нужного слова.
— А ты не мог? Я не помню.
— Я тоже, но наверняка так оно и было. Красное — для меня ассоциативный символ. Пусковой механизм. Как ни странно, из песни Ребы Макинтайр. Я нашёл его почти случайно. Думаю, есть и кое-что ещё. Если я не могу вспомнить то, что мне нужно, то… ты понимаешь…
— Начинаешь злиться?
Я подумал о том, как схватил Пэм за шею. Как попытался задушить её.
— Да. Можно сказать и так.
— Ясно.
— Короче, я уверен, что красное должно выплёскиваться наружу и пачкать мои… ментальные одежды. Так это выглядит?
— Близко к тому. И всякий раз, чувствуя красноту вокруг тебя, в тебе, я думаю о том, как проснулся с пулей в голове и увидел, что весь мир — тёмно-красный. Я подумал, что попал в ад — таким ведь должен быть ад, тёмно-красной
— Чтоб я сдох!
— Да, и я подумал о том же. Но я не сдох, потому что видел лежащее передо мной яблоко. «На всех нас грех Адама, — громко произнёс я. Потом добавил: — Ваза с фруктами». Всё, что случилось и было сказано в последующие девяносто шесть часов, я помню с абсолютной ясностью. Каждую мелочь. — Уайрман рассмеялся. — Разумеется, чего-то из того, что я помню, не было и в помине, но я с абсолютной ясностью помню и это. И никакой перекрёстный допрос не подловит меня на лжи, даже когда речь пойдёт о покрытых гноем тараканах, которых я видел выползающими из глаз, рта и ноздрей старого Джека Файнэма.
У меня чертовски болела голова, но, пережив шок, вызванный лежащим у самых глаз яблоком, в остальном я чувствовал себя вполне сносно. Часы показывали четыре утра. То есть прошло шесть часов. Я лежал в луже свернувшейся крови. Она запеклась на правой щеке, как желе. Я помню, что сел и сказал: «Я — заливной денди». И ещё я пытался вспомнить, считается ли желе та полупрозрачная субстанция в заливных блюдах. Я сказал: «Нет желе в вазе для фруктов». И высказывание это показалось мне очень разумным, словно благодаря ему я прошёл проверку и остался среди психически здоровых. Я начал сомневаться, что пустил себе пулю в голову. Может, просто заснул за обеденным столом, лишь думая о самоубийстве, упал со стула, ударился головой. Вот откуда взялась кровь. И такое объяснение представлялось очень убедительным, учитывая, что я мог двигаться и говорить. Я велел себе произнести вслух что-то ещё. Имя матери. Вместо этого произнёс: «Зреет, зреет урожай, ты хозяина встречай».
Я кивнул, заволновавшись. После выхода из комы со мной такое случалось не единожды. Сядь в друга, сядь в старика.
— Ты злился?
— Нет, говорю честно! Я испытывал облегчение! Понимал, что удар головой мог привести к некоторой дезориентации. И только потом я увидел на полу пистолет. Взял его, понюхал дульный срез. Запах не оставлял сомнений в том, что из пистолета недавно стреляли. Резкий запах сгоревшего пороха. И всё-таки я держался за версию заснул-упал-ударился-головой, пока не прошёл в ванную и не увидел дыру на виске. Маленькую круглую дыру, окружённую короной точечных ожогов. — Он вновь рассмеялся, как смеётся человек, вспоминая какой-то невероятный случай в своей жизни… скажем, как подал машину задним ходом в гараж, забыв поднять ворота.
— Вот тут, Эдгар, я услышал, как последний выигрышный номер занял своё место. Бонусный номер «Пауэрбола»! И я понял, что мне уже не избежать поездки в «Диснейуолд».
— Или в его копию, — вырвалось у меня. — Господи, Уайрман.
— Я попытался смыть следы пороха, но любое прикосновение отдавалось болью. Словно я надкусывал больной зуб.
Внезапно я понял, почему в больнице Уайрмана отправили на рентген, а не засунули в томограф. Пуля по-прежнему находилась в голове.
— Уайрман, можно задать вопрос?
— Валяй.
— Зрительные нервы человека… Ну, не знаю… перекрещиваются?
— Именно так.
— Тогда понятно, почему беда у тебя с левым глазом. Это похоже… — На мгновение нужные слова не приходили, и я сжал кулаки. Но они пришли. — Это похоже на противоударную травму.
— Пожалуй, что так, да. Я выстрелил в правую часть моей тупой головы, но пострадал левый глаз. Я заклеил рану пластырем. И выпил пару таблеток аспирина.
Я рассмеялся. Ничего не мог с собой поделать. Уайрман улыбнулся и кивнул.