Дюна: Леди Каладана

Герберт Брайан

Люди, прибывшие с отдаленного Каладана, проявляли мало интереса к политике и придворным скандалам, но даже Лето слышал невероятную историю, потрясшую ряды сардаукаров и личной гвардии императора. Это событие пошатнуло положение Дома Молаи и позиции аристократа в Ландсрааде, и смягчился он только после того, как Орден сестер предоставил ему новых наложниц. Барон пребывал в тени почти два десятка лет.

Теперь, дерзко появившись в Кайтэйне после долгого отсутствия, он не проявлял ни мятежности, ни забывчивости. Лето наблюдал, как он общается с чопорными аристократами, словно со старыми приятелями. Молаи делал вид,

что предательство целиком и полностью легло на совесть его наложницы, и не испытывал в связи с этим ни тени смущения.

Эта ситуация заставила Лето думать о Джессике и о более тонком способе, каким она причинила боль ему. Он также помнил слова Мохайем. Стоит ли залечить боль, приняв череду следующих наложниц, просто чтобы забыть Джессику? Однако Лето понимал, что это лекарство не подействует, только причинит страдания Полу.

Он сосредоточился на текущих проблемах: на сыне и на неминуемой дуэли.

Закончив расследование на Элегии, полковник-баши Колона с радостью вернулся в императорский дворец. Как сардаукар, он был обязан давить в зародыше любой мятеж, как уничтожил весь род Верденов, но во владениях виконта Тулла не нашлось ничего подозрительного. Когда Колона представил императору рапорт, ему показалось, что Шаддам разочарован, но сардаукар никогда не станет фабриковать улики.

Одетый в парадный мундир полковник-баши стоял неподвижно, как статуя, в тронном зале, и немало удивился, когда увидел, что барон Молаи вернулся во дворец после стольких лет добровольного изгнания. Аристократ высоко держал голову и важно выступал под руку с прекрасной наложницей Бинэ Гессерит. Джопати Колона давно не вспоминал своего сосланного друга, однако никогда не забывал, какое несчастье с ним произошло.

Они вместе учились в суровой школе сардаукаров на Салузе Секундус, а затем оба получили назначение на службу в императорском дворце вместе с другими сардаукарами. Жизнь при дворе полнилась искушениями и соблазнами, но Колона все же не понимал, как мог солдат пренебречь званием и честью и позволить соблазнить себя наложнице барона Молаи.

Эта интрижка навредила аристократу Ландсраада, сломала карьеру сардаукара, опорочила наложницу и привела в замешательство императорский двор.

Молодого солдата с позором изгнали из гвардии, а барон отправился домой зализывать раны и восстанавливать репутацию, не появляясь на Кайтэйне. Очевидно, он решил, что семнадцати лет для этого вполне достаточно.

Но императорский двор ничего не забыл, как не забыл и полковник-баши Джопати Колона. Он стоял по стойке смирно в тронном зале, устремив взгляд прямо перед собой.

* * *

На утро дуэли с лордом Атикком Лето проснулся со страхом и с ощущением неизбежности. Он плохо спал, но в целом чувствовал себя готовым к поединку. Он оделся в свободный наряд с гербом Дома Атрейдесов и опоясался церемониальным мечом, который захватил с собой. Сегодня это оружие послужит отнюдь не украшением.

Лето покинул гостевые покои, не зная, суждено ли ему туда вернуться. Он уже оставил подробные инструкции Сафиру, Гарни и Дункану на случай, если не переживет поединка, и записал послание Полу. Когда старый герцог Паулус погиб в бое быков на ристалище, Лето был еще не готов занять его место, но тем не менее ему пришлось взять на себя эту ответственность.

Полу при необходимости придется сделать то же самое. Его сын станет хорошим и благородным правителем.

Лето попал в тенета имперских игр. Может, он сделал глупость, ввязавшись в них?

Свита хранила хмурую серьезность. Одетые в черно-зеленые мундиры люди сопровождали Лето по гулким залам к месту дуэли поблизости от обширных покоев лорда Атикка.

Приблизившись к месту поединка, они заметили множество взволнованных до крайней степени придворных, охваченных потрясением и страхом, еще больше усиливающими волнение. Лето едва не отпрянул, увидев врача Сукк и нескольких слуг, несших носилки, на которых лежало огромное тело лорда. Кожа его покрылась пятнами, на лице застыла маска боли, а открытые налитые кровью глаза вылезали из орбит.

Шепот громом отдавался под сводами зала.

– Лорд Атикк мертв!

– Прямо в день дуэли.

– Он отравлен! Его отравили в его собственных покоях.

– Никогда не ожидал этого от Лето Атрейдеса!

Лето оцепенел.

– Что это? Кто-нибудь, объясните мне, что произошло.

Из покоев мертвого Атикка вышел Фенринг и пошел за носилками.

– Ах-х хм-м-м, к сожалению, индикатор ядов в столовой лорда Атикка оказался неисправным, и подмешанный в сыр яд без вкуса и запаха не распознали.

Граф улыбнулся, словно не придавал никакого особого значения случившемуся. Во всяком случае, ни лице его не отразилось следов потрясения.

Лето внутренне похолодел.

– Вы хотите сказать, что кто-то отравил его непосредственно перед назначенной на сегодняшнее утро дуэлью?

Один из придворных злобно фыркнул.

– Кто-то!

Фенринг встал рядом с герцогом.

– Это вполне согласуется с кодексом поединков, мой дорогой герцог. «Учебник ассасина» недвусмысленно допускает применение яда при объявлении кровной вражды, ради того, чтобы избежать дополнительного и ненужного вреда. Хм-м-м.

Чувствуя нарастающую тревогу, Лето расправил плечи и возвысил голос.

– Я не травил Атикка! Я пришел сюда, чтобы биться с ним. Я сам решаю свои проблемы и не прячусь от них. – Он поднял меч и указал на силовой защитный пояс. Гнев Лето не знал предела. – Я не напрашивался на эту дуэль, и я не убивал его.

Толпа молча смотрела на него.

Фенринг снова заговорил:

– Еще раз хочу сказать, что это вполне приемлемое завершение кровной вражды. Дело решилось без кровопролития и разрушительного боя на мечах. – Он приветственно поднял руку. – Хвала герцогу Лето Атрейдесу!

У Лето горело лицо. Свита его оцепенела. Отравление могло быть приемлемой тактикой, и возможно, собственный мастер-ассасин герцога Сафир Хават мог бы при известных обстоятельствах прибегнуть к яду, но сам Лето никогда не убил бы собрата аристократа таким низким способом. Вызов на дуэль принимался согласно кодексу чести. Для герцога это попахивало трусостью.

Фенринг же не скрывал удовлетворения и отнюдь не выглядел смущенным.

– Ну, ах-х-х, неважно, кто это сделал, но теперь конфликт можно считать почти улаженным, а мы можем заняться другим важными имперскими делами. – Оставив труп на попечении врача Сукк и слуг, бросившихся прочь с носилками, граф понизил голос. – Не стоило вам тратить на него время, Лето. Я вижу для вас куда более крупные возможности.