Дюна. Батлерианский джихад
Шрифт:
– Я не согласен с тобой, Омниус. Человек по самой своей природе склонен к мятежу. Это характеристическая черта данного биологического вида. Рабы никогда не будут до конца нам верны, независимо от того, сколько поколений они будут нам служить. Доверенные люди, рабочие – не важно.
– Ты переоцениваешь силу их воли. – В тоне всемирного разума звучали самодовольство и самоуверенность.
– Я могу оспорить твои неверные допущения.
Эразм подошел к настенному экрану. Его любопытство было не на шутку задето, и, кроме того, независимый робот был уверен, что лучше знает предмет.
– Если
Проанализировав массу данных из своей необъятной памяти, Омниус вступил в спор. Всемирный разум был уверен, что его рабы навсегда останутся зависимыми и управляемыми, хотя, возможно, он слишком податлив и мягко обращается с ними. Разум желал, чтобы дела во Вселенной шли гладко, и очень не любил сталкиваться с сюрпризами и непредсказуемыми неожиданностями, которые преподносили машинам люди Лиги Благородных.
Омниус и Эразм дебатировали довольно долго, интенсивность спора нарастала до тех пор, пока независимый робот не встал и не положил ему конец.
– Мы оба делаем предположения, основанные на предвзятых мнениях. Поэтому я предлагаю провести эксперимент для проверки наших гипотез. Ты случайным образом отбираешь группу индивидов, которые кажутся тебе лояльными, а я докажу, что их можно спровоцировать на мятеж против мыслящих машин.
– И чего ты этим добьешься?
– Этот эксперимент позволит доказать, что даже наши самые надежные помощники из людей не заслуживают полного доверия. Это фундаментальный изъян в их генетической программе. Разве это не полезная информация? – спросил Эразм.
– Да, она полезна. Но если твое утверждение окажется верным, Эразм, то я никогда больше не смогу доверять своим рабам. Такой результат предполагает полное и поголовное уничтожение и искоренение рода человеческого.
Эразм был очень недоволен, что загнал себя в ловушку своей же, вполне безупречной логикой.
– Это может быть не единственным верным выводом.
Он хотел знать ответ на этот риторический вопрос, но одновременно боялся его. Для робота-исследователя это было не просто заключение пари с руководством, это было исследование наиболее глубоких мотиваций и процессов принятия решений у человеческих существ.
Однако последствия ответа на таким образом поставленный вопрос могли быть ужасающими. Надо было выиграть заключенное пари, но так, чтобы Омниус не распорядился прекратить все эксперименты Эразма.
– Позволь, я займусь определением условий проведения опыта, – сказал Эразм и, радуясь, вышел из лаборатории, отправившись в гостиную, где находилась его новая служанка-рабыня Серена Батлер.
* * *
Вселенная – это игровая площадка импровизаций, которые не следуют никаким внешним правилам.
Числа и концепции танцевали во сне перед мысленным взором Нормы Ценва, но всякий раз, когда она пыталась управлять ими, они исчезали,
Теперь, когда она работала под непосредственным руководством легендарного Хольцмана, Норма не чувствовала себя больше неудачницей, несчастным разочарованием собственной матери. С помощью своих телепатических сил колдунье удалось успешно выступить против мыслящих машин на Гьеди Первой. Но и переносные наступательные генераторы разрушающего поля тоже были частью победы, хотя савант Хольцман не стал упоминать о роли Нормы в выдвижении самой идеи такого генератора.
Норме не было никакого дела до славы и почестей, не интересовала ее и известность. Более важным был ее непосредственный вклад в военные усилия. Если бы она смогла извлечь еще что-то полезное из этих пляшущих, ускользающих от нее теорий…
Норма иногда любила помечтать, стоя на высоком балконе лаборатории, вознесенной на высоту отвесной скалы, и глядя на реку Исану. Иногда она скучала по Аврелию Венпорту, который всегда очень нежно и по-доброму относился к ней. Чаще, однако, она раздумывала над своими идеями, и чем необычнее они были, тем с большим удовольствием Норма о них размышляла. На Россаке мать никогда не поощряла таких непрактичных раздумий, но здесь был Тио Хольцман, который всячески их приветствовал.
Несмотря на то что обладающие собственным сознанием компьютеры были строго запрещены на планетах Лиги, а особенно на буколическом Поритрине, Норма непрестанно пыталась понять, как устроены эти основанные на гелевых контурах машины, как они работают. Для того чтобы вернее поразить цель, надо сначала хорошенько в ней разобраться.
Иногда они обедали вместе с Хольцманом и за разговором обсуждали разные идеи, потягивая дорогие импортные вина и наслаждаясь экзотическими блюдами. Едва прикасаясь к пище, Норма много и с жаром говорила, иногда жалея, что на столе нет блокнота, а у нее – ручки, чтобы иллюстрировать пришедшие ей в голову идеи. Она быстро заканчивала трапезу и спешила вернуться в лабораторию к своим вычислениям, а великий изобретатель предпочитал посидеть за десертом и послушать хорошую музыку.
– Так я заряжаю свои мозги, – говорил он.
Хольцман любил занимать ее посторонними предметами, пространно рассказывая о своих прежних успехах и наградах, читал благодарственные письма и приветствия от лорда Бладда. К сожалению, все эти разговоры не приводили к прорыву в самом главном деле, насколько могла судить Норма.
Сейчас она стояла, освещенная мерцающими огнями, и смотрела на подвешенную кристаллическую плиту размером с большое окно. Поверхность плиты была покрыта тонким, прозрачным текучим слоем, на котором оставался след от любого прикосновения. Старинное изобретение, но оно больше других нравилось Норме. На этой доске было очень удобно записывать все пришедшие в голову мысли и делать любые вычисления.