Дюна
Шрифт:
Как в заклинании, подумала она. Мы не отворачивались от бури и не сопротивлялись. Мы позволили ей пройти над нами и сквозь нас. И вот она ушла, а мы остались.
— Мне не нравится, как работают крылья, — сказал Поль. — Не тот звук. Должно быть, мы что-то повредили.
Пальцами, лежащими на ручках управления, он чувствовал неровность, надсадность полета. Он выбрался из бури, но еще не избавился от состояния зачарованности своими провидческими видениями. Все-таки им удалось убежать,
Он почувствовал озноб.
Ощущение было волшебным и страшным. Ему казалось, что он вот-вот найдет ответ на вопрос: откуда появилось в нем его сверхсознание. Он догадывался, что частично это объяснялось перенасыщенным пряностями рационом. Но у него мелькнула мысль, что частично это вызвано и действием заклинания, словно сами слова обладали магическим действием.
Я не должен бояться…
И это не просто домыслы — он остался в живых, несмотря на неистовство бешеной стихии; он не теряет равновесия, балансирует на острие своего сверхсознания, что было бы невозможно, если бы не магия заклинания.
В глубине памяти зазвенели слова Оранжевой Католической Книги: «Каких органов чувств не достает нам, что мы не видим и не слышим иного мира, окружающего нас?»
— Кругом одни скалы, — сказала Джессика.
Поль снова сосредоточился на урчании махолета и покачал головой, чтобы отогнать посторонние мысли. Он посмотрел туда, куда показывала мать, и увидел справа и впереди возвышающиеся над песком черные контуры скал. Он почувствовал, что по ногам дует, и услышал шуршание пыли в кабине. Где-то пробоина — после бури можно было ожидать и худшего.
— Лучше бы приземлиться на песок, — предложила Джессика. — Вдруг не удастся резко затормозить.
Он мотнул головой в сторону, где занесенные песком склоны поднимались в лунном свете над дюнами:
— Сядем рядом с теми скалами. Проверь ремень безопасности.
Она подчинилась, размышляя про себя: У нас есть вода и влагоджари. Если нам удастся найти пишу, мы сможем прожить в пустыне достаточно долго. Живут же здесь вольнаибы. Что могут они, сможем и мы.
— Как только остановимся, сразу беги к скалам, — сказал Поль. — Я возьму вещмешок.
— Бежать… — она помолчала и кивнула. — А черви?
— Черви — наши друзья. Они уничтожат махолет. Никто не узнает, где мы приземлились.
Как здраво он мыслит, подумала Джессика.
Они скользили, опускаясь все ниже и ниже.
Теперь было видно, как быстро летит махолет — под ними мелькали тени дюн, одиночные скалы, которые поднимались из песка наподобие островов. Машина с легким шелестом коснулась вершины дюны, чуть подпрыгнула и коснулась следующей.
Он гасит скорость о песок, подумала Джессика и не могла не восхититься сноровкой сына.
— Держись крепче, — предостерег Поль.
Он нажал на крыльевой тормоз, сперва
Внезапно тоненько скрипнуло, словно предостерегая, левое крыло, поврежденное бурей. Оно вздернулось вверх и вбок и забилось о корпус махолета. Машина перепрыгнула через дюну, крутанулась влево и зарылась носом в следующей дюне, подняв тучу песка. Потом накренилась и упала на сломанное крыло. Правое, невредимое, неповрежденное, задралось вверх, указывая на звезды.
Поль выскользнул из ремня, перекатился через мать и распахнул правую дверцу. В кабину посыпался песок, запахло обгорелым металлом. Поль вытащил из заднего отсека вещмешок и увидел, что мать уже освободилась от своего ремня. Она встала ногами на сиденье и вылезла на корпус махолета. Поль последовал за ней, волоча вещмешок за лямки.
— Бегом! — приказал он и указал на склон дюны, за которой башней поднималась иссеченная песком и ветром скала.
Джессика соскочила с махолета и побежала к дюне. Карабкаясь наверх, она слышала, как сзади топочет Поль. На гребень, изогнутый в сторону скал, они взобрались вместе.
— Давай вдоль гребня, — скомандовал Поль, — так быстрее.
Они поспешили к скалам. Под ногами скрипел песок.
В пустыне возник новый звук. Он словно требовал, чтобы они обратили на него внимание: сначала — чуть слышный шепоток, потом — свистящее шипение.
— Песчаный червь, — сказал Поль. Шум становился громче.
— Быстрее!
Первый скальный выступ поблескивал, словно пологий берег, не более чем метрах в десяти перед ними, когда они услышали позади скрежет и скрип металла.
Поль перебросил мешок на правое плечо и схватил его за лямки. На бегу мешок бил его по правому боку. Свободной рукой Поль схватил мать за руку. Они вскарабкались на выступ скалы по неровному, изъеденному песком камню. Из-под ног вылетала мелкая галька. Они задыхались. Воздух был сухим и обдирал горло.
— Я больше не могу, — взмолилась Джессика.
Поль остановился, вжал ее в расщелину, повернулся и посмотрел назад, на пустыню. Песчаный холм, вытянутый параллельно их каменному острову, убегал в глубь песков — залитые луной песчаные волны, разбегающаяся зыбь и пологий гребень около километра в длину, а высотой — на уровне глаз Поля. Его прямой след — сглаженные дюны — искривлялся лишь один раз: в сторону, где лежал их поврежденный махолет.
Но на месте, где они его бросили, не осталось ни единого следа.
Гребень удалялся в пустыню, пересекал свой собственный след, словно рыская в поисках чего-то.
— Он больше, чем космический транспорт Гильдии, — прошептал Поль. — Мне говорили, что в глубокой пустыне водятся крупные черви, но я не представлял себе… что такие крупные.
— Я тоже, — перевела дыхание Джессика.
Червь снова повернул, на этот раз под прямым углом к скалам, и по плавной кривой понесся к горизонту.