Дyxless 21 века. Селфи
Шрифт:
Лерина жизнь – сплошная порнография итальянского производства. Там, где все телки всегда в чулках, а мужчины – в костюмах и масках. С сексом в публичных местах и обязательным мужем, подглядывающим за изменой жены. В свои тридцать пять она является обладательницей хорошего тела, что вкупе с деньгами супруга, еврейского банкира Алика, позволяет ей не только крутить романы с одногодками, но содержать постоянно меняющихся молодых любовников (она называет их «котиками»). Время от времени она сваливает куда-нибудь типа Индии или Бали, объясняя супругу свои поездки общением с гуру в ашраме, или где там эти
Описание одной такой поездки я вынужден был однажды выслушать. Она состояла из сеансов тантрического секса, чередующегося с обкуренными трипами в близлежащие поселки, чтобы отдаться первому случайному прохожему. Это у них называлось как-то вроде «опыления всех цветов» или похожей пургой. Стоит ли говорить, что в финале истории мне было предложено прокатиться по ночной Москве на такси с последующим групповым сексом с таксистом.
Лера была склонна к авантюризму и излишней театральности. Выкупить у вахтера дома Нирнзее ключ от крыши и заняться там сексом. Попробовать крек в компании нищих студентов-художников, прыгнуть с парашютом, оглаживать официанта каждый раз, когда он подходит к твоему столику, закрутить роман с соседом по лестничной площадке только ради «блядского», по ее словам, ощущения при встречах с его ничего не ведающей женой. «Представляешь, мы с ней еще и целуемся!» Продолжать заниматься любовью на заднем сиденье машины при приближении мента, в надежде, что он присоединится. В общем, после встреч с Лерой я чувствовал себя абсолютно нормальным человеком. На фоне ее обволакивающего безумия меркло все.
Вот и сейчас, несмотря на все чулки-каблуки и тишину квартиры, я оглядывался по сторонам, не появится ли из ванной дражайший муж ради исполнения threesome в финале пьесы, которую она два года готовила. Впрочем, не могу сказать, что меня это сильно беспокоило, слишком уж убедительно я был укурен.
– Я чего-то за неделю дико устала. – Она сделала глоток шампанского и сбросила левую туфлю.
– Новый любовник бармен? Ночные смены, душные прокуренные помещения. Понимаю! – Я вытащил сигарету.
– Какой ты циничный! – Она наигранно скривилась.
– Циник – мое второе, то есть третье имя. Все время забываю, у тебя курят?
– Ни черта ты не забываешь, просто лень напрягаться. Конечно нет.
– Жалко. Может, на балкон выйду?
– Кури. Скажу, что подруга приходила.
– Мы остановились на усталости. – Закуриваю. – От чего устала-то?
– Я открыла галерею. – Лера несколько раз хлопнула обеими ладонями по столу в такт сказанному.
– Господи, прости их всех! Ну тебя-то я всегда считал человеком умным. Очередная жена, проматывающая мужнины деньги на мазюльки, развешенные по кирпичным стенам с уродливой подсветкой?
– Ты ничего не понимаешь!
– Эту фразу мне говорят последние сорок восемь часов. Она из какого-то модного кино, да?
– Короче, дарлинг…
– Как же меня бесит это слово! Ко мне так училка по английскому обращалась.
– Ты ее трахал? – В Лериных глазах зажглись огоньки надежды.
– Ей тогда было уже за шестьдесят.
– Ну знаешь, кому что нравится.
– Так что там с галереей? – Срываю с бутылки фольгу и принимаюсь скручивать из нее самолетики в ожидании пустой истории новоявленной
– Я когда последний раз была в Индии, попала в местную деревню. Там молодой парень лет восемнадцати…
– Трахал тебя со своими друзьями, а потом вы купались в вонючей реке и смотрели, как сжигают умерших. Вокруг стояла дикая вонь, но у него была такая задница, да?
– Это к делу не относится! – Лера залпом опустошила бокал и подставила его для новой порции. – Парень рисует картины. Я за какие-то копейки купила три – там коровы, луга, пески и всякое такое говно, но завораживающее…
– Всегда завидовал отточенности твоих формулировок. – Самолетик выходит кривоватым, и я принимаюсь за новый.
– Привожу домой, показываю Алику. А он как раз с друзьями пьет. Навешала этим бухим лохам про современное искусство, Ротко, Уорхолла.
– Это откуда у тебя такие познания? – Я искренне удивлен.
– Дарлинг, читай самолетные журналы. Там иногда полезные вещи печатают.
– Вот как. А я-то, идиот, все с «Моноклем» да с «Эсквайром» по старинке.
– В итоге продала все три картины, за пятерку каждую. Эти придурки заказали у меня еще – в офис там, на дачи. Не знаю куда. Потом их курицы подвалили: «Ах, Лера, какой стиль, как красиво, а вот у меня подруга…» – и прочая шняга. И понеслась душа в рай. Я позвонила в Индию, у меня там местные все решают, ты же знаешь…
Конечно не знаю.
– Заказала пять картин. Продала. Потом еще. Подняла ценник до десятки. Они опять заказывают. В итоге развела мужа на галерею. Сначала согласования, потом ремонт. И как-то так все закрутилось… – Лера выпивает еще бокал. – Арендаторы, СЭС какой-то, мудаки менеджеры…
«Ребенок учится, ребенок познает мир». Я допиваю свой бокал и чувствую, как пары алкоголя присоединяются к канабиатам. Лера все несет эту пургу про трудности набора персонала, клиентов, которые ни в чем не разбираются, про гору литературы, которую приходится читать, про «я уж кандидатом наук стала».
А я задаю себе сакраментальный вопрос, почему взрослые, встречающиеся довольно регулярно с одной и той же целью люди не могут просто трахнуться. Без прелюдий и никому, кроме рассказчика, не интересных историй.
– Ты пишешь сейчас что-то? – Лера вырывает меня обратно в мир галеристов, клиентов и баснословных барышей.
– Я? Ну… в общем, нет. – Мне в самом деле нечего сказать.
– Жаль…
Комната наполняется тягучей пустотой бессмысленности, которая бывает только в двух случаях: когда нужно что-то сказать перед тем как это произойдет, – и когда говорить больше нечего. Все произошло, и пора валить. Шампанское меж тем допито. Очередная сигарета докурена, Лера встает и игриво одергивает платье, чтобы оно не слишком обнажало ноги.
Она подходит ко мне сзади, запускает пальцы в волосы, шепчет:
– Давай свалим в эти выходные.
– Куда? – Закрываю глаза и возвращаюсь в состояние блаженной упоротости.
– В Рим.
– Почему в Рим?
– Потому что длинные выходные, а там деревья еще зеленые и тепло. А до моря, – она облизывает мое ухо, – сто километров.
– А как же твой благоверный? – как можно более безразличным тоном интересуюсь я.
– Ну он же не твой муж.
– Ты сумасшедшая, – улыбаюсь.