Дзен и искусство быть вампиром

Макалистер Кейти

– В лучшем случае хилый ответ, – чопорно сказала я. – Я бы знала, если бы кто-то пил мою кровь.

Кристофф внезапно склонился ко мне, поворачивая мою голову, чтобы осмотреть дальнюю от него сторону моей шеи.

– Так я и думал, – сказал он после минутного молчания, отпуская мой подбородок и садясь обратно на сидение. – Ты ошибаешься. На тебе есть отметина.

– Что? – Я опустила солнцезащитный козырек, осматривая себя в зеркале, находившемся на его обратной стороне. Действительно, с боку шеи был небольшой синяк, прямо там, где,

как я помнила, Алек ласкал меня. – Это не след вампирских зубов. Это – засос.

Я могла поклясться, что Кристофф боролся, сдерживая себя, чтобы не закатить глаза.

– Это та же самая ерунда.

Я осторожно коснулась пятна, вглядевшись, прежде чем повернуться к нему.

– Я всегда думала, что вампиры оставляют два небольших следа от зубов.

– Ты слишком много смотришь телевизор.

– Ты говоришь, что всегда остается след, когда ты кусаешь кого-то?

– Не всегда. Это требует большой концентрации, хотя, как правило, мы… отвлекаемся.

– На что? – Не могла не спросить я. – Чеснок?

Он все-таки закатил глаза.

– Навряд ли. Акт взятия крови может быть очень… сокровенным.

– О, этого вида отвлечение? – Я снова коснулась пятна. Оно не болело, просто ощущалось несколько онемелым. – Так питье чьей-то крови сексуально возбуждает?

– Да, такое может случиться. Не всегда, но так бывает, в зависимости от объекта.

Я вздрогнула от этого термина, бросив свои мысли назад к событиям вечера. Был момент, когда Алек прикусил мою шею, и я подумала, что он сделал это чуть слишком сильно, но это ослабло почти тотчас же.

– И человек, которого ты кусаешь, не знает, что ты делаешь это?

– Это зависит кое от чего, – сказал он, сверяясь с часами.

– От чего же?

– От, так или иначе, разделенного сексуального влечения.

Ладно, это определенно было там вчера вечером. Поэтому возможно, что засос, был не столько засосом, сколько показателем того, что Алек был чем-то большим, чем казался. Но если это было правдой, то он был не лучше Кристоффа.

– Нет, – сказала я, качая головой. – Я не верю в это. Алек – хороший. Он не злобный, как ты.

Бирюзовые глаза Кристофф повернулись ко мне, взгляд был преисполненный презрением настолько сильным, что это ужалило меня.

– Твои люди безжалостно, без предупреждения убивают моих, проводя самые непристойные ритуалы, которые можно вообразить, и ты называешь меня злобным?

Я вцепилась в ремень безопасности, выдергивая его прочь, когда рывком открыла дверь, в отчаянной попытке побега от угрожающего Кристоффа.

Он прорычал что-то и прыгнул за мной, прихлопывая меня к каменной стене здания. Мы были с теневой стороны, солнце еще не согрело камень, но не это было причиной, из-за которой я задрожала у холодной стены.

– Братство очищает людей… – начала говорить я, выхватывая из памяти то, что Анники сказала мне раньше вечером.

– Очищает? – Он выплюнул это слово, как будто оно было ядовитым, склонился

ближе ко мне, так близко, что я могла почувствовать тепло его тела, но в его глазах были гнев и отвращение, которые оставили меня парализованной от страха. – Ты знаешь, как ваши драгоценные жнецы очистили Анжелику? Они начали с распятия на кресте, выпустив из нее почти всю кровь, заставляя ее мучиться от боли и почти невыносимого голода. После этого они призвали их очищающий свет. Ты знаешь, что это такое, Зоря?

Я покачала головой, слезы затуманили мое зрение.

– Совершенное жертвоприношение. Они привыкли просто сжигать людей у столба, но теперь используют какой-то вид электричества, выжигая тело изнутри.

Мой желудок перевернулся от ужасающего видения, поднявшегося в моем уме. Я закрыла глаза, слезы прожигали дорожки вниз по моим щекам.

– Впрочем, они не сожгли ее до смерти. Это было бы слишком легкой смертью для нее. Обряд очищения был завершен обезглавливанием… медленным, потребовавшим нескольких ударов, пока спинной мозг, наконец, не разорвался.

Я отпихнула его в сторону, метнувшись к маленькому чахлому кустарнику, и упала на колени с желанием поблевать, но мой желудок слишком восстал, чтобы сделать даже это.

– Они оставили ее голову рядом с телом, так, чтобы я мог увидеть выражение ее лица, – сказал он позади меня. – Они хотели, чтобы я знал о муках, которые она перенесла, прежде чем умереть. Это люди, которых ты представляешь, Пия. И ты удивляешься, что я охочусь на них.

– Если это правда, я ни в малейшей степени не виню тебя, – начала говорить я, но прежде чем я смогла закончить, он вздернул меня на ноги.

– Если это правда? – Его разъяренный взор обшаривал мое лицо. – Ты сомневаешься во мне?

– Я не знаю, что думать, – завопила я, слишком переполненная сумбуром в попытке разобраться во всех этих вещах. – Я не думаю, что ты лжешь, нет. Я узнаю горе, когда вижу его. Но Анники не того сорта человек. По крайней мере, я не думаю, что она была такой – она казалась сострадательной, как если бы в самом деле заботилась о людях.

– О людях, не о Темных.

Я открыла рот, чтобы оспорить это утверждение, но не знала что сказать.

– Это не имеет значения, – сказал он, выражение его лица стало жестче, когда он обернул руку вокруг моей и отбуксировал меня к фасаду здания. – Верь тому, чему хочешь. Я собираюсь гарантировать что ты, по крайней мере, не позволишь жнецам убить еще больше моих людей.

– О, милый Боженька, ты собираешься убить меня! – Заорала я, паникуя, когда он рывком открыл деревянную дверь и затащил меня внутрь здания.

– Если бы я хотел сделать это, то сломал бы тебе шею прошлым вечером. Помолчи, женщина! – Завопил он, пугая меня до молчания, последние отголоски моего визга постепенно угасли. – Священник здесь не должен говорить по-английски, так что будет бесполезно просить у него помощи.