Дзен в большом городе
Шрифт:
— Спасибо, — вежливо ответил парень. — А что он сам сегодня на тренировку не пришел?
— Заболел! — потупилась я. — Послушай, у тебя время есть? Надо поговорить. Я сюда только ради тебя и пришла.
— Только ради меня? Звучит чудесно, — пакостно усмехнулся он. — Время есть.
Я внимательно посмотрела на него. Четко очерченные скулы, слегка влажные после душа кудрявые волосы, заплетенные в косичку. И моложе меня лет на пять. Ну точно не Король треф.
— Алекс, ты как относишься к привидениям и прочей
— В сказки не верю, вырос уже.
Я посмотрела на его улыбочку и внезапно решилась:
— Плохо. Дело в том, что Женька сейчас в коме. В смысле тело его в коме. Но вот дух его стал привидением.
Он внимательно посмотрел на меня и спросил:
— Слушай, а ты вообще кто?
— Магдалина.
— По паспорту или сама придумала?
— Мама придумала, — ворчливо отозвалась я. — У нее и спрашивай.
— Послушай, не хотелось бы показаться невежливым, но ты не могла бы у нее спросить — как у вас в роду с шизофренией?
— Вот гад, — печально сказал Женька. — С каким же уродом я дружил… Скажи, что диски с японскими мультиками я ему хрен отдам.
— Да ты и так не отдашь, — усомнилась я. — Ты же как бы привидение.
— В смысле нормальным стану — не отдам. И руки не подам.
— Белка прогрессирует? — усмехнулся Тау, глядя на меня, разговаривающую с невидимым ему Женькой. — Приятно было познакомиться, мне пора.
И он преспокойно вышел на улицу. Я выбежала следом и крикнула ему в спину:
— Ну и катись! А Женька сказал, что ты гад и хрен он тебе японские мультики отдаст.
Тау обернулся и бесстрастно спросил:
— Слушай, чего ты от меня хочешь?
— Я? — улыбка моя была нежна, как утренняя заря, ибо зла я была на него до невозможности. — Мне лично от тебя вообще ничего не надо. Это Женька говорит, что ты мог бы ему помочь, вот и обратилась к тебе. Но, коль тебе на друга начхать — что же, не смею задерживать!
Он молча сверлил меня с полминуты глазами, потом неохотно подошел:
— Рассказывай, что там стряслось.
— Поможешь?
— А мультики все равно не отдам, — пробурчал Женька.
— Там видно будет, — уклончиво ответил Тау.
— Вот скажи… Может быть такое, чтобы при медитации человек как бы вышел из тела?
— Конечно, — кивнул он. — Это состояние сатори, «просветление» в переводе на русский. Но этого очень нелегко достичь. Надо иметь большой опыт практики медитации, чтобы смочь вот это.
— А вот теперь скажи. Если не получается в тело обратно войти — что делать?
Он внима-ательно на меня посмотрел и сказал:
— Вообще-то это на автомате получается.
И я, нервно пиная опавшие листья, выложила ему эту дикую историю. Про то, как Женька пошел медитировать, про то, как сердце его почти остановилось, и про то, как он потом разделился.
— Кроме
— Он тут? — коротко спросил Тау.
— Тут, тут, — ворчливо отозвался Женька.
— Спроси у него, что мы собирались делать на эти выходные.
Женька смутился и пробормотал:
— Ну не при девушках же…
— Говорит, что не при мне же такое обсуждать, — передала я, отчего-то усмехаясь.
— Не, про то — я пошутил, — мечтательно улыбнулся Тау. — А еще?
— Скажи, что после того, о чем он шутил, мы собирались в кино пойти, но теперь пусть обломается — билеты у меня дома лежат.
— Так я могла бы квартиру и открыть, — заметила я.
— Он помогать не хочет другу, а ты ему — билеты?
— Да он почти хочет, не психуй.
— Чего-чего я хочу? — с интересом спросил Тау.
— Помогать. А то Женька говорит, что фиг тебе, а не билеты в кино.
— Это аргумент, — кивнул он. — Ладно, Магдалина, коль не шутишь — скорей в больницу.
— Я сейчас не могу, — покачала я головой. — Давай завтра, сегодня дела.
Мне очень — очень срочно надо домой, ибо я решила отдать заговоренный крестик любимому. Ему нужнее. Да и поздно уже.
— Отмени свои дела. Вопрос жизни и смерти.
— Почему?
— Ну а ты сама как думаешь? Чем дольше он без тела болтается, тем меньше шансов его вернуть. Надо это решить как можно быстрее, понимаешь?
Я посмотрела в его глаза и молча достала сотовый, чтобы предупредить Дэна о том, что вернусь поздно.
В больницу мы пошли пешком — она была совсем недалеко. По пути меня одолевали мрачные мысли. Что там Алекс говорил про шансы и время? Настойчиво вспоминался факт, что душа после расставания с телом остается на земле сорок дней. Вернее — три дня еще душа осознает себя человеком, которым была недавно, но к исходу этого срока все связи с телом очень сильно ослабевают. К девятому дню она начинает забывать всех, кого любила на земле, и не плачет больше душа по расставанию. Да, на древнееврейском смерть — это именно расставание. Навсегда. И это уже не исправить.
А к сороковому дню полностью освобожденная от всех земных страстей душа окончательно и навсегда покидает этот мир. И не плачет она больше по тем, кого любит, не жалеет о несделанном, не думает о недостроенной дачке, не мучается мыслью о том, как жена одна будет деток поднимать. Все, для нее тут уже все кончено.
Если то, о чем я подумала — верно, то времени у меня только до девятого дня, пока душу еще держат земные привязанности.
— … Магдалина? — ворвался в сознание голос Алекса.