Дзен в искусстве стрельбы из лука

Херригель Ойген

Если это достигнуто, далее следует научиться охватывать увиденное изнутри и воспринимать подобно художнику, который несколькими штрихами способен передать сущность. Уже из этого становится понятно, сколь многим искусство обязано буддизму.

Достигнув мастерства на этом этапе, можно переходить на более высокий уровень: охватывать взглядом ландшафт, цветущие луга, людей и стада животных так, чтобы за лесом видеть деревья, и наоборот — составлять целое по отдельным предметам и сохранять представление о нем. После видения в идеальном мыслительном пространстве чистого бытия можно представить себе сам мир, пустые пространства, а затем — бесконечность и таким образом усилить свои способности к созерцанию. Возможно, картина начнет расплываться. Но в любом случае такие упражнения оказывают серьезное воздействие.

Тренировка способностей к созерцанию влечет за собой не только способность

к концентрации; человеку, даже имеющему мистический опыт, в повседневной реальности, как мы увидим позже, нужна повышенная способность к созерцанию.

И только когда это будет достигнуто, наступит черед медитации как таковой.

Дыхательные упражнения

В основополагающем наставлении, которое с некоторой оговоркой можно назвать «духовным», речь идет о дыхательных упражнениях в позе лотоса. Японцу легко освоить эту позу, потому что он с детства сидит с подогнутыми ногами на шелковых подушках и только в школе начинает пользоваться стульями и скамейками. Для европейца эта поза непривычна и, следовательно, есть опасность, что внимание будет отвлекаться. Поэтому для начала он может сидеть со скрещенными ногами или просто на стуле. Но если человеку поза лотоса удобна, он не может не признать, что она создает ощущение абсолютного уединения. От удобной позы многое зависит, потому что дыхание должно привести к полному физическому расслаблению. Этого достигают с помощью концентрации на самом дыхании. Вдохи и выдохи осуществляются в естественном ритме, но каждый вдох должен быть совершенно осознанным, сначала их даже следует подсчитывать. Выдох нужно делать особенно четко, потому что он освобождает. Чем лучше удается выдох, тем более надежно человек защищен от внешних раздражителей. Наступает момент, когда он практически перестает воспринимать их вообще. Одновременно человек расслабляется. В конце концов, человек — это только лишь дыхание: человека дышат. Дыхание, предоставленное самому себе (когда на него не обращают внимания, не замечают его), самостоятельно находит свой ритм. Оно снижается до минимума, становится таким, чтобы его как раз хватало. (При этом человек может задремать; в монастырях с этим борются — «вспугивают», прикасаясь к задремавшему длинной палкой.)

Здесь действует простое правило: чем полнее отключают внешнее, тем «слышнее» становится внутреннее. После отключения внешних раздражителей дыхание превращается в источник опыта, который мастер должен закупорить. Человек не должен удивляться ничему, что бы ни представилось его взору и каким бы постыдным это ни было. Все следует воспринимать невозмутимо, как будто вы просто незаинтересованный зритель, сторонний наблюдатель, которого происходящее абсолютно не касается. Пусть оно течет мимо, прислушиваться к нему можно всего вполуха. Как результат — полная тишина, которая дышит и на которую опять же не обращают внимания.

Но она исчезает, как только внимание пробуждается и переключается на новый объект. С такой нагрузки начинается серия упражнений, в которых сосредоточение объединено с созерцательным размышлением. Занятия проходят в медитативном зале, где должно быть прохладно, тихо и не слишком светло, упражняющиеся пребывают в совершенном покое. Периодически устраивают перерывы, когда можно побродить по саду, будучи при этом, тем не менее, погруженным в проблему.

Коан

Предметом медитативного осознавания является так называемый коан. Он требует высочайшего напряжения и не допускает никакой мечтательности.

Приведем для примера несколько коанов: Если твой дух не пребывает в двойственности добра и зла, тогда что твой изначальный лик, появившийся прежде, чем ты был рожден? Если вы встретите на улице человека, который постиг Истину, то не сможете пройти мимо, ни разговаривая, ни молча. Тогда скажите: как вы хотите с ним встретиться?

Священник Сюсан показал собранию палку (называемую сиппэй, мастера древних времен носили его как посох, а потом как знак своего достоинства) и сказал: Если вы назовете это палкой, то это будет возмутительно. Если вы не назовете это палкой, это будет неправильно. Теперь скажите: как это назвать?

Хакуин (величайший японский мастер дзэн, к которому в большой степени восходит методика медитации с помощью коанов) имел обыкновение поднимать руку, чтобы заставить учеников послушать ее звук:Всем известно, что такое хлопок двумя ладонями. А как звучит хлопок одной ладони?

На примере этого последнего коана попытаюсь (не знаю, насколько хорошо у меня получится) наглядно показать, какими путями идет медитирующий и от чего это зависит.

В течение

многих часов, дней и недель ученик, медитируя, размышляет над своим заданием. В глубочайшей сосредоточенности он обдумывает проблему, рассматривая ее со всех сторон. Ему становится понятно: так как звук может быть вызван только двумя приближающимися друг к другу ладонями, то звук одной руки при всем желании не может услышать никто. Но таким простым решение быть не может. Не следует ли высказаться более осторожно: воспринимаемый человеческим ухом звук одна рука не производит? Но и с этим далеко не уйдешь. Дело наверняка не в звуке и не в его восприятии. Скорее всего, это дополнительные детали, призванные усложнить задачу. Наверняка вопрос заключается в разнице между одной рукой и двумя. Может быть, речь идет о фундаментальных различиях между беспредметным «одно» и двойственностью противоположностей? То есть одна рука как символ принципа — этот ответ кажется правильным, потому что подобное различие в буддизме играет решающую роль. Похоже, что подобный ответ затрагивает основы основ.

Итак, ученик идет к наставнику. Он ведь имеет право один раз в день задавать ему вопросы. Он восторженно и гордо выдает свое решение. Мастер выслушивает, качает головой и, ничего не объясняя, отсылает смущенного ученика в медитативный зал. Не исключено, что он вообще не разрешит сказать ни слова и отошлет пришедшего, едва тот откроет дверь. Ученик, предоставленный самому себе, снова начинает концентрироваться. Он ведь хочет отличиться, хочет обратить на себя внимание наставника. Медитируя, он изо всех сил стремится найти правильный ответ. Но как он ни старается, никаких других решений у него нет. Так почему же мастер его отослал? Может быть, он просто неудачно, непонятно выразился? Он оттачивает формулировку. И снова идет к мастеру. Тот снова его отсылает, на этот раз с явным неудовольствием. Но ученик опять не узнал, что он сделал неправильно. И впадает в состояние сомнения: если он так далек от решения, то сможет ли когда-нибудь достичь цели? Потом он берет себя в руки. Ведь речь идет обо всем — о всей жизни! И он «набрасывается на проблему теперь уже не с помощью рассудительного разума, а объединенными силами тела, души и духа, со страстной энергией, так что вопрос больше уже его не отпускает. И мучает его даже во время отдыха, еды и ежедневной физической работы. Преследует его во сне. Теперь уже ученику не надо заставлять себя думать о нем. Даже если бы он хотел отвлечься, он все равно не может. И все напрасно. У него ничего не получается. Он начинает сомневаться в своих способностях, переживает и не знает, что делать. От полного отчаяния его спасает только рекомендация наставника добиваться такого высокого уровня сосредоточения, чтобы стать неподвластным настроениям. Он должен терпеливо и доверчиво ждать, пока то, что нельзя заставить, созреет и само дастся в руки.

Теперь он настроен по-другому. Ему не нужно обдумывать проблему и расчленять ее на составляющие: этим он уже занимался предостаточно. Он больше не прикидывает разные варианты, не рассуждает об одной ладони и о двух ладонях, о принципах и тому подобном, даже уже о самом решении он не думает. Не пытается до него добраться, но все-таки пребывает в чрезвычайном духовном напряжении и настроен на правильный ответ. Он жаждет его, как умирающий от жажды — глотка живительной влаги. Но ведет себя как человек, который хочет вспомнить о чем-то забытом. Он как будто ищет утраченное и всеми силами стремится найти то, от чего зависит его жизнь.

При подобном духовном настрое решение может прийти внезапно, неожиданно. Или так: один оклик, сильный шум, в трудных случаях болезненное прикосновение (прежде этого не боялись) заставляет напряжение прорваться. Как волнителен этот момент! Начинается дрожь, выступает пот. Это момент счастья: ученик неожиданно понимает то, чего он так долго искал. Раньше все было запутано, а теперь он сквозь деревья видит лес. Как будто с глаз спала пелена. У него такое чувство, что он спасен. Это и мимолетно, и долговременно. И все равно пока еще он не может в это поверить.

Сатори

В таком настроении он идет к мастеру. Теперь уже не гордый и восторженный, а смущенный и неуверенный. Он молчит, потому что не может высказать то, что ему самому предельно ясно. Или же бормочет что-то бессвязное и неразборчивое, боясь предложить свое решение.

Мастер видит его насквозь. Возможно, он заметил, едва ученик открыл дверь, что сейчас имело место настоящее событие, появился настоящий опыт: сатори, просветление*. Он успокаивает и укрепляет своего ученика.

* Здесь и далее просветление (сатори) не является синонимом пробуждения, состояния Будды, но понимается как прозрение (яп. сатори — понимать, осознавать, постигать).