Дзержинский
Шрифт:
Поздно ночью в самую большую камеру, где собрались все ссыльные, вбежал запыхавшись один из дежурных. Только что в ту же самую щель, через которую днем велись переговоры с Лятоскевичем, кто-то просунул иркутскую газету «Восточное обозрение». В газете под крупным заголовком сообщалось об убийстве министра внутренних дел Сипягина.
Нервное напряжение, царившее до этого, разрядилось пением революционных песен.
Караульные солдаты удивлялись: чему это радуются арестанты? По их солдатскому разумению, этим «бунтовщикам»
Наступило утро восьмого мая. Второе утро существования вольной республики ссыльных в Александровской пересыльной тюрьме. У ворот тюрьмы остановилась тройка. Из коляски с трудом вылез вице-губернатор.
Его превосходительство распорядился предупредить ссыльных, чтобы открыли дверь: он сам придет беседовать с ними.
Лятоскевич отправился выполнять приказание. В ожидании возвращения начальника тюрьмы вице-губернатор прикидывал: если его переговоры окажутся безрезультатными, то в открытую для него дверь войдут солдаты. Он уже дал указание поручику подтянуть к воротам свою команду. Но… все его хитроумные замыслы повисли в воздухе.
— Передайте вашему превосходительству, — Дзержинский подчеркнул слово «вашему», — что дверь мы не откроем. Если он желает разговаривать, пусть подойдет к забору.
Беседовать через щель вице-губернатор не пожелал. По его приказу рота была построена в две шеренги перед тюрьмой. Надзиратели принесли заготовленные за ночь лестницы, встали на левом фланге.
— Господа! — раздался зычный голос его превосходительства. — Генерал-губернатор приказал передать, что ваша просьба о скорейшем направлении к месту ссылки будет удовлетворена. Прошу немедленно открыть ворота и дать возможность персоналу тюрьмы беспрепятственно исполнять свои обязанности.
— Передайте генерал-губернатору, что ваша тюрьма нам совершенно не нужна. Наоборот, мы хотим поскорее избавить вас от своего присутствия. Как только мы получим обещанное вами уведомление, персонал тюрьмы будет немедленно допущен к исполнению своих обязанностей, — отвечал из-за тюремной стены звонкий, молодой голос с заметным польским акцентом.
Вице-губернатор снял фуражку, вытер вспотевшую лысину. Затем медленно водворил фуражку на место и что-то сказал стоявшему рядом поручику. По полю разнеслась протяжная команда, ссыльные услышали клацанье затворов.
— Даю вам двадцать минут. Если ворота не будут открыты, прикажу стрелять, — как только мог твердо отчеканил вице-губернатор и быстрыми шагами направился прочь.
Вице-губернатор сознавал, что оказался в глупейшем положении. Пригрозив открыть огонь, он шел ва-банк, не видя иного выхода для поддержания престижа власти. И вот и престиж власти, и его собственный престиж оказались под угрозой. Время бежит, а ссыльные не выказывают признаков покорности. Привести свою угрозу в исполнение он не может: связан категорическим запрещением
Между тем в тюрьме разыгрались драматические события.
Вспышка энтузиазма, вызванная сообщением об убийстве Сипягина, давно прошла. Сказались две ночи, проведенные без сна, голод и жажда. Уже не чувствовалось единой, сплоченной массы. Угроза вице-губернатора, воплощенная в солдатах с заряженными винтовками в руках, подействовала на многих.
Первой к воротам двинулась группа уголовников. Их вид не оставлял никаких сомнений: еще минута, и они разбросают баррикаду.
Путь им преградил Дзержинский.
— Чего вы испугались? Вице-губернатор не может стрелять в людей, которые требуют только одного: соблюдения ими же установленных законов!
— Начхать ему на законы! Захочет и всех перестреляет. Ему еще и орден на шею повесят.
— Захватить тюрьму постановили все ссыльные на своем общем собрании, — твердо заявил Дзержинский. — Открывать ли ворота или держаться до полной победы — тоже будем решать все сообща. Мы не позволим никому нарушать общую волю!
Дзержинский чувствовал себя теперь увереннее. Подошли и встали рядом Урицкий, Скрыпник и другие социал-демократы. Уголовных было мало, политических больше.
Для подготовки собрания времени не требовалось. Все и так были во дворе.
Начались горячие прения…
В кабинете начальника тюрьмы слышно было только тиканье настенных часов, напоминавшее о том, что время идет. Тяжелое раздумье вице-губернатора прервал стук в дверь. У порога вытянулся старший надзиратель.
— Депеша, ваше превосходительство! — отрапортовал он, протягивая бумагу.
Генерал-губернатор сообщал для объявления ссыльным места поселения и сроки их направления.
Вице-губернатор едва удержался, чтобы не перекреститься.
Своеобразное восстание в Александровской пересыльной тюрьме закончилось победой ссыльных. Жизнь в тюрьме вошла в свою обычную колею. Только надзиратели стали, пожалуй, более вежливыми. Твердость и смелость ссыльных вызвали и у них что-то похожее на уважение.
Дзержинский получил назначение в город Вилюйск, одно из самых дальних, глухих и суровых в климатическом отношении мест, куда царское правительство ссылало своих политических противников.
На память об этих событиях в полицейском деле ссыльного Ф. Э. Дзержинского осталась запись: «Принимал участие в демонстрации в Александровской пересыльной тюрьме в мае 1902 года».
На берегу Лены у деревни Качуг было шумно. Только что прибыла из Александровской пересыльной тюрьмы первая весенняя партия ссыльных. Партия была большая, около ста человек.
От Качуга Лена становилась судоходной, и здесь ссыльным предстояло погрузиться на паузок, чтобы вслед за прошедшим льдом отправиться вниз по реке дальше на север, к местам их ссылки.