Джагатай-Хан: Боевой Ястреб Чогориса
Шрифт:
При таких обстоятельствах владыка Пятого легиона вернулся в родной мир впервые за долгие годы.
Истерзанное бурями солнце скрывалось за горизонтом к западу от Хум-Карты. Со стен Цюань Чжоу свисали триумфальные знамена, и каллиграфически выведенные символы на каждом из них обозначали уничтоженную планету или цивилизацию. Забальзамированные головы чужаков из покоренных рас впустую щерились с колов, ряды которых тянулись вдоль парадных проспектов, ведущих в центральный оплот крепости. Стоило приземлиться транспортнику с характерным ястребиным носом, как тысячи обучающихся воинов выкрикнули ритуальное приветствие, и в беспокойное небо унесся многоголосый рев: «Каган/».
Даже
Когда Джагатай спустился по десантной аппарели и вышел в свет тысячи факелов, его поприветствовал Есугэй.
— Рады возвращению, Каган? — спросил он.
Хан глубоко вздохнул, наполняя грудь холодным воздухом родины. Надвигалась буря — первые капли, предвестницы скорого ливня, уже падали на истертые ветрами каменные плиты и скатывались по шелестящим листьям лесной мантии на плечах горы. Оружейники легиона еще не убрали с боевых лат примарха следы прежних битв, и по бороздам на изогнутых керамитовых пластинах бежали струйки воды.
Он оглядел пики, льдисто-синие на фоне грозовых облаков, вдохнул терпкий запах сосновой хвои и влаги. На восточной стороне неба взошли обе луны, полные и серебристые; в их сиянии стремительно несущиеся тучи мнились гибкими спинами лошадей.
Словно бремя свалилось с плеч Джагатая.
— Клянусь богами, да, — ответил он.
Ночью Белые Шрамы собрались в Яшмовом зале — обширной палате, вырубленной в самом сердце церемониального лабиринта Цюань Чжоу. Из глубоких ям в каменном полу вырывались языки пламени, искрящего от благовоний, и к высоким сводам деревянного потолка вздымались разноцветные клубы дыма. На железных шестах колыхались длинные свитки из багряного шелка, покрытые многословными поэтическими строфами, где формально описывались деяния Пятого легиона. Подносы с едой и питьем расставляли слуги, одетые во всевозможные наряды Чогориса — настоящего плавильного тигля культур. Там встречались расшитые блестками платья Цо, отороченные мехом чекмени киданей, дэли и кафтаны талскаров, курэйедов и матули. Над общим гвалтом плыли мелодии лунных лютней.
Примарх занял положенное ему место на возвышении, и по бокам от него расположились старшие офицеры. Перед Ханом простирался широкий зал с полом из потертых каменных плит. Их взяли во внутренних дворах старого дворца Кетугу Суого — человека, названного имперскими летописцами «великим князем Чогориса», — перевезли с восточного побережья и уложили в горной твердыне завоевателя мира. Вдоль трех сторон помещения сидели воины в праздничных белых одеяниях, и кожа их казалась бронзовой в отсветах огня. На серебряных блюдах перед ними лежали куски полусырого мяса.
Посередине зала, на открытом участке, кружили
Каган внимательно наблюдал за ними, откинувшись на спинку устланного мехами степного трона, и что — то жевал. Сидевший рядом Хасик залпом выпил чашу розового вина и потребовал еще.
Первым атаковал золотой боец, нанесший удар с разворота. Черный немедленно отступил и провел ответный выпад. Легионеры как будто завертелись в танце, их руки и мечи размылись от быстроты взмахов, и сами они, озаренные кровавым светом, превратились в два цветных пятна. Похоже, чутье подсказывало обоим, где находятся пределы отведенного им места: воины использовали любую пядь пустующей области зала, не приближались к ее краям.
Их схватка продолжалась дольше, чем все предыдущие. Разговоры постепенно умолкли, музыка запнулась и утихла. Уже вскоре в чертоге звучали только напряженные выдохи, скрип кожаных подошв по песку и свист проносящихся друг над другом клинков. От противников разлетались капли пота. Тяжелые мечи — оружие для учебных боев, созданное на основе прямых пехотных клинков народа кюзил, — сталкивались с лязгом, но изредка и лишь на мгновение. Поединок шел до первой крови, поэтому всё решали концентрация и ловкость, а не грубая сила.
Нойон-хан подался ближе к примарху:
— Последите за золотым.
Сложно было понять, за кем преимущество, но опытные зрители знали, что нужно отыскать малозаметный перевес в уверенности и точности, а также определить, чьи удары немного сильнее и кто чуть быстрее оправляется после тяжелого парирования.
Оба воина бились с полной отдачей, выказывая как мастерство, так и наличие запасов стойкости и решимости. Но Хасик не ошибся: боец в золотом на один шажок опережал соперника в гонке за совершенством. Черный легионер начинал хватать воздух и серьезнее напрягаться, пытаясь преодолеть блистающий заслон надежной обороны противника. Оппоненты кружились все стремительнее, едва касаясь пятками пола. Время шло, никто не допускал промашек, и публика все громче бормотала похвалы, оценивая абсолютную собранность и образцовое усердие сородичей.
А потом воин в черном колете оступился. Его нога проехала по песку всего на палец, и он тут же восстановил равновесие, однако сопернику этого хватило. Золотой боец метнулся вперед, размашистым ударом оттолкнул меч противника и сделал выпад. Через секунду другой легионер уже лежал на спине, почти выпустив оружие, а оппонент прижимал острие клинка к его обнаженной шее.
Победитель не застыл в напыщенной позе, а проворно взмахнул клинком и прочертил кровавую полоску вдоль ключицы проигравшего воина. Одобрительно взревев, зрители застучали по низким столам и подняли фляги с халааком, чествуя триумфатора.
Поверженный боец расслабил мышцы. Он судорожно, подолгу втягивал воздух, и его конечности мелко дрожали, указывая, что организм доведен до предела выносливости.
Легионер в золотом выглядел немногим лучше. Салютуя Хану, он обливался потом и, похоже, с трудом держался на ногах. Впрочем, приветственные возгласы как будто придали сил обоим воинам. Уже через пару секунд победитель наклонился, чтобы помочь товарищу встать с пола. Их мечи звякнули о камень под песком, и изможденные легионеры крепко сжали друг другу запястья по чогорийскому обычаю.