Джагер

Левицкий Андрей Юрьевич

Вик подошел к шатру, поставив котелок на землю, уселся возле косо торчащей трубы. Посох бросил рядом. Приложил ладони к ржавому железу и сразу отдернул – горячо. Подоткнув под себя полы халата, он сгорбился, натянул рукава на запястья, прижал подбородок к груди и уставился на склон холма.

Хлопнула дверца сендера. Из фургона выпрыгнул высокий жрец, даже в темноте Вик признал в нем Рута, того самого громилу, который допрашивал Оглоблю во дворе Октагона и примкнул к каравану на выезде из Москвы.

Придерживая кобуру на

поясе, жрец быстро зашагал к холму.

Вик выругался про себя. Ведь мгновенье назад он мог столкнуться с Рутом.

Вокруг шатра бродили два стражника. Завидев Вика, они тоже коснулись пальцами лбов, потом дотронулись до распятий. Один пошел дальше, а другой задержался. Присел и зашептал:

– Слышь, пустынник. – Стражник с опаской глянул в спину поднявшегося на холм Рута. – Ты можешь тут погреться, но недолго. Не серчай, служба у нас такая. Сам знаешь, Преподобного Геста взрывом изуродовало. Гнать тебя не вправе, но Дюк повелел всякого на штык, кто к шатру без спросу сунется.

Шмыгнув носом, он продолжал:

– А Босх нас на Стене Погибели вместо мутантов повесит, если прознает, что кто-то без его ведома тут был.

Вик кивнул. Стражник коснулся лба, распятья, выпрямился и поспешил за напарником.

Разъешь вас всех некроз! И тут покоя нет… Он хотел уже подняться, наплевав на осторожность, идти к повозке, где остались Стод и Эван, но услышал за стенкой из натянутых на шесты шкур приглушенные голоса. Один принадлежал переговорщику Дюку, другой, судя по резкому выговору, седобородому начальнику стражи. Вик прикрыл глаза, вслушиваясь. В трубе гудело, голоса доносились едва-едва, но постепенно он стал различать отдельные слова, а после и целые фразы.

– Воля Преподобного – закон.

– Закон, – согласился Дюк. – Босх, ты знаешь, что за вещь, которую везем, я в ответе. А Преподобный без сознания пребывает. Раны тяжелые, крови много потерял. Коли дух испустит…

– Молчи! – почти крикнул начальник стражи. – Язык прикуси!

– Я старший в походе. Куда нам сейчас, при чем тут воля хозяина и закон? Надо поворачивать. Без живого Владыки мы не выполним миссию. А раз так, то и груз наш…

– Что за груз? – повысил голос собеседник. – Что за вещь это? Я знаю, что ради нее все затеяно, но не знаю, что это! Не ведаю, кто враг, кто свой, откуда ждать еще удара, кому доверять в Пустоши, кому нет, понимаешь ты это?

В шатре повисла тишина. Вик кинул взгляд по сторонам – стражники не показывались – и опять приник к шкурам.

– …узнать хочешь? – говорил Дюк. – Ничего это тебе не даст.

– Почему так думаешь? Может, и даст, если…

– Если что? Если поймешь, что в шкатулке? Не поймешь. И вот почему.

Раздалось какое-то шебуршание, тихий стук. Тишина. Потом седобородый сказал:

– Ну?

– Что – «ну»? Это внутри шкатулки заперто. Видишь, стенки стальные? Ключ у Владыки. Попросишь его, чтоб отомкнул?

– Владыка в беспамятстве,

ты знаешь. Да и не станет он…

– Верно.

Они вновь замолчали. Вик сидел неподвижно, затаив дыхание, напрягая слух.

– Ну а ты-то догадываешься, что там? – спросил седобородый неуверенно. – Шкатулка мала, что внутри поместится? Сам посуди, такое дело Храм затеял! Большой поход в глубину Пустоши, сколько людей поднял, машин… Ради этого?

– Выходит, что ради этого. Что-то важное там очень. А что – не знаю, только Гест ведает.

– И ради того, чтобы мы шкатулку эту до места не довезли, Преподобного убить решили?

– Покушение явно Киев устроил. А ты у мыловара на шее динамит проглядел. Лекаря из Канториума велел не брать, как Владыку лечить?

– На что намекаешь? – повысил голос Босх. – Говори прямо, не темни!

– Я темнить не привык. Потому и говорю: может, ты и есть тот соглядатай, что затесался в Храм, да…

– Разрази тебя небо! Убью за такое! – Из шатра донеслись тяжелые шаги.

Хлопнула печная заслонка. Труба вздрогнула.

– Положь кочергу! – приказал Дюк.

В спину больно кольнуло, похолодевший Вик оглянулся. Стражник, ранее говоривший с ним, взмахнул штыком и велел:

– Уйди, пустынник! Уйди от греха подальше!

Монах, верно, решил, что Вика разморило в тепле, идущем от трубы, и он закемарил, припав щекой к шатру. Хорошо, что не понял, чем Вик на самом деле занимался…

В шатре не произнесли больше ни слова – скорее всего, Босх и переговорщик услышали часового. Теперь надо сваливать.

На склоне показался Петр.

Вик схватил посох, вскочил с неподобающей пустыннику прыткостью. Вспомнил о котелке с ужином, подобрал – каша уже остыла.

Петр тоже его заметил, повернул к шатру, и Вик поспешил навстречу. Дальше шли молча, только у телеги он спросил:

– Где Гест?

Почуяв запах съестного, Стод с Эваном тут же проснулись. Стод, свесив с борта ноги, принял у Вика котелок и тихо сказал:

– Отошел он.

– Куда?

– А туда, за холм.

– Что ж вы Владыку самого отпустили?

– Не кричи ты, – сказал Петр. – Услышат в лагере, что мы балакаем, удивятся. Гест велел за ним не ходить.

– Но мне сведения сообщить надо, – перебил Вик. – Важные.

Стод с Эваном переглянулись. Петр пожал плечами:

– Твое дело. Иди, если надо.

Они занялись кашей, а Вик поспешил на холм.

Поднявшись на вершину, он остановился. Москва осталась позади, перед ним в ночной тиши лежала Пустошь: озаренные мягким светом луны пустыри и развалины, древние свалки, леса, долины, возвышенности, брошенные поселки. Далеко впереди мерцал огонек, левее Вик заприметил еще один. Что это? Лагерь старателей, добытчиков нефти? Стоянка кетчеров или бродяг? Или… или, быть может, мутанты, с которыми борется Орден, занимаются там своими странными мутантскими делами?