Джамбул Джабаев: Приключения казахского акына в советской стране
Шрифт:
В произведениях Джамбула акын выступает как представитель народа в такой степени, что его голос и голос народа, по сути дела, тождественны. При этом Джамбул наделяется как бы двойной легитимацией. С одной стороны, народ приказывает ему петь: «Народ мой! Исполню просьбу твою! / „Пой“, — сказал. И вот я пою»[381], а с другой стороны, сам Сталин признает в Джамбуле голос народа:
Словом участья будила [песня] народ, —
Слово мое лишь с народом живет.
Сталин великий Джамбулу сказал:
Правду большую ты в песне сказал,
Грозным набатом твой голос звучал,
Песни степной аксакал.
Народ твои песни, Джамбул, полюбил
[382]
.
Джамбул обращается к Сталину то и дело не во имя народа, но как бы вместе с ним: «И я говорю тебе вместе с страной: / Спасибо, Сталин родной»[383]. Цитируемая песня начинается описанием казахской природы: «Снега Ала-тау одеты в закат, / В последних лучах как рубины горят». В эту идиллию врывается голос радио: «<…> И в яблонный сад / По радио вести летят»[384]. Когда Джамбул по радио слушает новости о политических событиях в Испании и в Китае, звучит голос Сталина:
Но вот из далеких кремлевских палат
Овации горным потоком гудят,
Сердца согревая, планету будя,
Доносится голос вождя
[385]
.
Речь Сталина, передаваемая по радио, объединяет слушателей разных народов в некую сверхнациональную общность:
Казахи в степях, грузины в горах,
Зыряне в лесах, белорусы в полях —
Народы, чтоб каждое слово сберечь,
Слушают Сталина речь.
В ней пламя бушует, в ней мощь налита,
В ней сила, уверенность и красота,
В ней веет отцовская теплота,
Она кристально проста
[386]
.
Интересно, что описание воздействия голоса Сталина в приведенной песне напоминает характеристику устного народного творчества в советской фольклористике (непосредственность и сила воздействия). Этот голос вдохновляет Джамбула на ответ в форме песни: «Но как мне не петь, не играть на домбре». Затем голос Джамбула сливается с общим хором советского народа: «И я говорю тебе вместе с страной: / Спасибо, Сталин родной»[387]. В этой песне наиболее отчетливо рисуется роль своеобразного катализатора, которую выполняет Джамбул при трансляции сталинского слова народу. Он не только первым слышит его, но и является главным медиумом этого слова[388].
Связь «Народ — Джамбул — Сталин» особенно выразительно проступает в сценарии в одном коротком, но центральном для понимания кинопоэтики фильма эпизоде, где образы Джамбула и Сталина пересекаются. В сцене в поезде на пути в Москву на крупный план лица Джамбула накладывается голос Сталина, читающего стихотворение казахского акына. В этом стихотворении говорится: «Сокровище слов в народе найду, / И песни посею в пылких сердцах». Под звуки произносимого вождем стихотворения происходит монтажный переход: вместо лица Джамбула мы видим Сталина, который читает его стихи, после чего звонит в редакцию «Правды», рекомендуя внимательно изучить творчество казахского певца[389].
В этом эпизоде, занимающем всего лишь 20 строк сценария, представлена in nuce роль Джамбула в качестве посредника, доносящего глас народа до его вождя. Причем все три участника коммуникации попеременно занимают позицию адресата и адресанта, взаимозамещая друг друга.
Учитывая центральное значение этой сцены, осмысляя роль Джамбула как посредника между советским народом
Таким образом, Горький формулирует некую диалектическую триаду, исходной точкой которой является труд масс, из коего возникают в конечном итоге идеи Сталина, в свою очередь трансформируемые советским обществом. Именно в этом докладе он выдвинул «тезис об изначально материалистическом происхождении фольклора», поэтому вполне закономерно, что Джамбул как идеальный образец фольклорного певца занимает в концепции Горького такую же позицию, как идеи Сталина. Представитель народа, Джамбул зависит от него, и в то же время как певец он поднимает народ до уровня новой советской жизни. Кроме того, воспевая Сталина, Джамбул в известном смысле воспевает своего собственного создателя, и, таким образом, можно утверждать, что Джамбул стал тем автором, в котором во всей полноте воплотились представления советской культуры о новом фольклорном певце.
В свете своеобразного мотива двойничества вождя и его певца становится яснее особое значение некоторых деталей начальной сцены фильма. Суюмбай несколько раз называет Джамбула своим соколом. То обстоятельство, что окружение Джамбула эту аллегорию поначалу не понимает, считая, что речь идет о реальной птице, только усиливает впечатление особой таинственной значимости этого образа. В контексте сцены у смертного одра Суюмбая, представляющей акт трансляции эстетической власти от старого певца молодому, сопровождаемой торжественным произнесением заветов, с одной стороны, и клятвой верности наказу учителя, с другой, соколиная метафорика кажется любопытным звеном между мифом советского акына и политической мифологией советских вождей (ср. знаменитую «Песню о двух соколах», аллегорически воспроизводящую трансляцию полномочий вождя от Ленина Сталину).
Отнюдь не случайным кажется нам и то, что речь идет о произведении («Песне о двух соколах»), которое в советской культуре понималось как фольклорное.
Две жизни Джамбула Джабаева
Второй тематический комплекс, который играет значительную роль в фильме, связан с пререрождением Джамбула в советском Казахстане. Уже в первых статьях о Джамбуле появляются рассуждения о прекрасной и счастливой жизни в Советском Союзе как источнике вдохновения новых песен акына. Жизнь и творчество Джамбула разделяются на два этапа: дореволюционный и послереволюционный. Как в песнях самого Джамбула, так и в советских работах о нем биография казахского певца все чаще рисуется как противопоставление его «старого» и «обновленного» образов. В песне «Кляча и конь», одном из немногих произведений Джамбула на «автобиографическую» тему, певец аллегорически сравнивает свою жизнь до революции со своей жизнью после революции: «Сам Сталин отметил вниманьем меня, / За песни мои он послал мне коня»[391]. Уже в песнях часто встречается топика Сталина как творца воспеваемой Джамбулом благополучной советской жизни:
Сталин! Солнце весеннее — это ты!
Ты посмотришь, и, словно от теплых лучей,
Колосятся поля, расцветают цветы,
Сердце бьется сильнее и кровь горячей…
Дважды юности в теле цвести не дано.
Я — старик, у меня серебро в бороде,
Но увидеть тебя я мечтал так давно,
Что, увидев, я сразу помолодел
[392]
.