Джаваховское гнездо

Чарская Лидия Алексеевна

Какой успех! Она, Даня — царица вечера, царица концерта, признанный людьми недюжинный талант!

О, милая арфа! О, милая золотая подруга! Как она пела в тот вечер! Как пела! Казалось, сами струны играли, рея, как птицы! И сейчас она поет так же.

Раздвигаются белые стены. Исчезает пестрая толпа. Воздвигается дворец из яшмы и гранита. Она там на мраморных ступенях. А перед ней склоняются толпы невольников, подданных, вельможи и цари. Она — могучая царевна. Она — дочь таланта! Его любимое, желанное дитя!

У нее власть над людьми. Она знатна и богата! О ней

говорят и преклоняются все перед ней.

Теперь арфа уже не стонет, не рыдает. Гордо звучит торжествующая песнь.

* * *

Публика стихла. Слышен, кажется, полет мухи в огромной зале. Глаза впились в юную арфистку. В ушах ее чарующая мелодия, полная света и образов.

Замолчали струны. Оборвалась песнь. Но не минуло очарованье.

Даня встала, торжествующая, как только что сыгранная ею импровизированная мелодия, бледная, еще не очнувшаяся от вдохновения.

Встала и с достоинством наклонила белокурую головку.

Тишина.

Но уже спустя секунду гром аплодисментов летит навстречу артистке.

ГЛАВА 2

— Молодая арфистка еще здесь? Мне надо поговорить с нею!

В дверях собрания стоит статный, плотный мальчик, вернее, юноша, лет пятнадцати на вид. На нем серый бешмет с газырями. Вокруг талии чеканный пояс. За поясом изящный кинжал с усыпанной камнями рукояткой. В руках белая папаха. Черные кудри падают на лицо, на белый высокий лоб, на гордые, тонкие брови, на мечтательно-задумчивые глаза — глаза грузина.

— Я Сандро, Сандро Данадзе из Джаваховского гнезда, — говорит мальчик распорядителю концерта, столкнувшемуся с ним в зале, — я послан сюда княжною Ниной за приезжей арфисткой. У нас несчастье в гнезде.

— Что? Что такое случилось?

— От Бек-Израил я послан сюда. Где барышня-арфистка, приезжая из Петербурга?

Быстрым взором окинув зал, Сандро замечает ту, которую ищет.

Несколько шагов, и он у эстрады, посреди которой стоит Даня. Она еще кланяется, полная достоинства, сознания своего превосходства. Толпа ей бешено рукоплещет.

Сандро видит бледное, вдохновенное лицо, горящие глаза. И острая жалость вливается ему в сердце.

— Бедная! Бедная! Она не знает ничего!

Тремя прыжками он пролетает лестницу, ведущую на эстраду.

— Что вы делаете! Туда нельзя! Посторонним вход туда воспрещен! — несется ему вслед недовольный говор.

Он на эстраде. Вытянул шею, протянул руку.

— Послушайте, поезжайте скорее домой. «Друг» послал меня за вами. Ваша мать. Ей очень худо. Она хочет вас видеть! Сейчас же едем туда!

— Вы говорите, с мамой худо?!

Точно черная туча разорвалась над головой Дани. Руки ее крепко цепляются за широкие плечи юноши.

— Вашей матери

дурно. У нее сильный припадок. Она зовет вас!

— Сейчас! Сейчас!

Смутно, как во сне, Даня направляется к выходу. Следом за нею кто-то приказывает нести арфу. Чья-то рука предупредительно всовывает ей в руку конверт с деньгами — условленную плату за участие в концерте. Не слыша аплодисментов, Даня выбегает на улицу.

— Аршак! Подавай скорей! — кричит Сандро и помогает сесть в кабриолет своей спутнице.

— Скорее! Скорее во имя святой Нины, Аршак!

— Мчусь, как горный джейран!

Улицы Гори слабо освещены. Многие фонари затуманены бурей. Кабриолет летит, едва касаясь колесами мостовой.

— Скажите мне, что с мамой! Ради Бога, скажите!

Голос Дани глух, чуть слышен теперь. Но Сандро его все же расслышал. И он отвечает криком, заглушая бурю:

— «Друг», я и Селим привезли ее в «гнездо», внесли в кунацкую, положили на тахту. «Друг» дал ей понюхать лекарства. И она пришла в себя, стала звать вас, допытываться, где вы, стала плакать и жаловаться на боль. Потом опять с ней случился припадок. Тогда «друг» сказал мне: «Сандро, бери Ворона и мчись в собрание. Найди эту девочку и вези сюда». И Сандро оставалось повиноваться.

— Вы были верхом? Где же лошадь?

— Селим сопровождал меня. Он бегает как стрела. Мы были у подъезда собрания почти в одно время, я конный, он пеший. Сейчас он уже дома с конем!

— Батоно, [8] и мы дома сейчас!

Это говорит Аршак, поворачиваясь с переднего сиденья.

Сердце Дани вспыхивает и дрожит.

Город, с его узкими азиатскими улицами и широкими площадями, остался позади.

Они в предместье.

Темные купы деревьев кругом. Сквозь них светятся огоньки. В темноте слышен рев.

8

Господин.

— Это Кура. Не бойтесь. Она под горой. Как видно, за ночь не утихнет буря. Но вот мы и приехали. Выходите и доверьте мне вашу ношу. Не бойтесь, Сандро обойдется осторожно с ней.

— Это арфа.

— Знаю.

Из-за купы чинар вынырнула высокая гибкая фигура с фонарем в руках.

— Сандро, ты?

— Я. Ты уже дома, Селим!

— А ты как думал? Или Аллах не наградил Селима парою ног, сильных, как орлиные крылья? Или Селим жалкая девчонка, что не умеет справиться с конем?

— Но ты загнал Ворона до полусмерти, несчастный! Я слышу, как он тяжело дышит у ворот.

— Ха-ха! Или ты забыл, что Ворон и Селим оба родом из Кабарды и что горец больше жизни щадит коня?

Татарский говор звучит насмешкой.

Но Даня не слышит и не видит того, кто освещает ей путь. Свет фонаря падает на широкую чинаровую аллею. Деревья шумят, переговариваясь с бунтующей Курой.

Вдали показывается освещенное всеми окнами здание, с плоской кровлей, обнесенное крытой галереей.

Кто-то проворно сбегает со ступеней крыльца.

— Это вы, Селим, Сандро?

— Мы! Мы! И привезли ее.