Джебе – лучший полководец в армии Чигизхана

Менбек Влад

Нависнув над ним, монах скрючил руки над его головой я и зарычал по-звериному. Постояв немного в такой позе, богатырь не выдержал, хитро прищурился, собрав лицо в морщины, и захохотал во все горло. И Чиркудаю показалось, что это смеется не человек, а с гор катятся камни, как при обвале. Он видел и слышал по дороге сюда один камнепад. Отсмеявшись, силач весело спросил:

– Испугался?

Чиркудай подумал и честно ответил:

– Нет.

Худу, стоял в сторонке около монахов, приведших их сюда, и со странной усмешкой наблюдал: чем все это

окончиться. Монахи тоже терпеливо наблюдали за мальчиком и богатырем.

– Совсем не испугался? – удивился огромный монах.

– Нет, – подтвердил Чиркудай.

– А почему ты не испугался? – вдруг спросил одни из сопровождавших их монахов.

Чиркудай помолчал и тихо ответил:

– Я не умею…

Смех постепенно затих. Монахи стали серьезными. А тот, кто задал Чиркудаю вопрос, повернулся к Худу и что-то тихо у него спросил. Старик недоуменно пожал плечами.

Могучий мужчина качнулся и, наклонившись к мальчику, стал щупать и тискать его плечи, руки, ребра, что-то объясняя окружающим на непонятном Чиркудаю языке. Монахи согласно кивали головами.

– Хочешь, чтобы тебя вот так, как меня, били палками? – неожиданно спросил богатырь.

Чиркудай посмотрел на его смуглую, со следами побоев, кожу, от которой на холоде валил пар и, отрицательно мотнув головой, ответил:

– Нет. Не хочу.

– Тогда приходи сюда завтра утром, и я покажу, что нужно делать, когда тебя начнут бить палками или чем-нибудь другим. Придешь?

Чиркудай вопросительно посмотрел на Худу. Но тот неопределенно передернул плечами, показывая этим, что выбор за тобой. И Чиркудай сказал:

– Приду.

Монахи одобрительно закивали головами и позвали гостей в дом. А богатырь опять поднял руки, и его снова стали лупцевать палками по бокам.

Следующее утро началось с легкого завтрака, состоявшего из лепешки с молоком. Они для Чиркудая имели странный запах.

Поколебавшись, Чиркудай вышел на площадь, где уже занималось много людей. Они нападали друг на друга с палками и мечами, дрались кулаками, били ногами и руками по вкопанным бревнам, обмотанными тростником. Валивший с темного неба снег им не мешал. Чиркудай рассмотрел в толпе могучего монаха, сегодня одетого. Он показывал молоденьким парням, как нужно выбивать палку из рук противника.

Заметив Чиркудая, богатырь поманил мальчика к себе пальцем, сграбастал его и стал мять плечи и руки своими железными пальцами. Затем заставил Чиркудая бегать вокруг площадки, чтобы тот разогрелся. После этого начал поднимать у мальчика ноги выше головы. Чиркудаю было немного больно, но он терпел. Монах удивленно цокал языком и одобрительно приговаривал по-айратски:

– Дзе, дзе…

На них никто не обращал внимания, каждый занимался своим делом.

Когда Чиркудай совсем устал, из самого большого дома вышел старый лама с рассказчиком, который встретил их вчера и говорил с Худу-сеченом до поздней ночи на непонятном языке. Однако Чиркудай разобрал в их беседе имя Ляо Шу, и сообразил, что они говорят о китайце, в одежде

женщины.

Лама подошел к богатырю и о чем-то спросил его. Худу перевел для Чиркудая ответ могучего монаха. Оказывается, он хвалил мальчугана. Говорил, что у Чиркудая врожденная гибкость связок и суставов. Это бывает, но очень редко. Чиркудай из объяснений Худу-сечена почти ничего не понял. Он вежливо дождался окончания разговора, и его отпустили. Потом он начал махать руками и ногами, как его научил огромный монах. Вечером, поев каши из незнакомой крупы, Чиркудай уснул как убитый.

Они прожили в монастыре до весны. Чиркудай тренировался каждый день, и вскоре перестал сильно уставать, хотя кормили их только кашами – мясо тибетцы не ели. Но молоко пили.

Мальчик научился бить руками и ногами по вкопанным бревнам, немного освоил работу с палкой, уход от противника в сторону, и выучился нескольким обманным движениям.

Его учителя звали Бошу. Богатырь был доволен успехами Чиркудая. Монах научил его бросать маленькие дротики и очень удивился, когда Чиркудай с первого раза стал попадать точно в цель. Их окружили все, кто тренировался на площадке, с интересом наблюдая, как Чиркудай вонзал пять дротиков подряд в мишень на доске, размером не больше кулака, и которая была от него в десяти шагах.

Немного позже Чиркудай показал Бошу шесть наконечников дальних стрел и нож, который ему подарил Субудей. Монах попробовал нож на вес и сказал:

– Это для драки. Его бросить трудно. Не попадешь. А вот из наконечников мы сделаем дротики, которые тебе пригодятся, раз ты от природы такой понятливый, – и он опять сморщил лицо, как первый раз, и гулко захохотал. Отсмеявшись, сказал с удовольствием:

– Вот будет для кого-то неожиданность, если он столкнется с тобой. Но ты пока еще ничего не умеешь. Так что приходите к нам на следующую зиму, опять потренируемся.

Когда Чиркудай спросил у Худу, почему тот не учится защищаться, старик ответил:

– Я немного умею обращаться с посохом, большего мне и не нужно, – и хитро улыбнувшись, спросил: – А ты будешь меня защищать от врагов?

Чиркудай утвердительно покивал головой.

Худу-сечен погрустнел:

– За это спасибо. Мне бы только дожить до этого дня, – и непонятно добавил: – Запутался я совсем с этими китайцами. И вроде бы все правильно, но не нравится мне это.

Они ушли из монастыря весной. С опаской пересекли за две недели Уйгурию и спустились с холмов в родные степи.

– Все-таки у нас лучше, – заметил старик, вышагивая среди красных тюльпанов в сторону родных куреней.

Чиркудай уже не семенил за ним, а шел нормальным шагом. За последнее время он неожиданно заметил, что Худу-сечен стал ниже. Тот тоже это увидел и как-то сказал:

– Ты быстро растешь. Будешь выше простых кочевников, которые низенькие, как я. Вон как вытянулся за зиму. Наверное, ты тоже потомок Бодончара, но только черный, а не рыжий. Кстати, не помнишь, когда у тебя появился клок седых волос на голове?