Джебе - лучший полководец в армии Чигизхана
Шрифт:
Купец неопределенно пожал плечами и отошёл. Он знал не всё. Однако догадывался, что торговля была не основной причиной их путешествия в империю.
Немного погодя, Субудей, скрепя сердце, приказал в дальнейшем почаще делать короткие привалы. А сейчас, почти все, кроме караула, тут же свалились на землю, на брошенный под ноги войлок, и сразу же уснули.
Чиркудай прилёг на кошму, рядом с Субудеем, давая возможность отдохнуть телу. Но сразу же поднялся на ноги, заметив приближение замыкающей десятки нукеров, остановив жестом шевельнувшегося
– За нами никого, – сообщил сотник, командовавший в походе десяткой. – Из ворот никто не выходил.
Подъем! – скомандовал Субудей и добавил: – Все равно нужно ехать рысью. Они же за нами без верблюдов погоняться. Быстро догонят, – и, посмотрев на сотника, спросил: – Вас подменили? Кто-то наблюдает за китайской стеной и воротами в ней?
– Да, – подтвердил сотник. – Мы поехали к вам после того, как пришла свежая десятка.
– Ты послал дозор вперед? – спросил Субудей у Чиркудая.
Чиркудай утвердительно кивнул и пояснил:
– И слева, и справа от нас идет по две десятки, – усевшись в седло своего коня, он поднял руку над головой и отдал команду караванщикам подниматься и продолжать путь. Погонщики засуетились, стегая выбившихся из сил, не отдохнувших верблюдов. Караван потащился по жаркой степи, и через некоторое время перешёл на рысь.
Уже поздно вечером прискакали радостные нукеры из головного дозора и весело доложили:
– Впереди две охранные тысячи: одна Субудей-богатура, вторая – Джебе-нойона.
Субудей усмехнулся и, подозвал к себе пальцем старшего купца, и сказал:
– Теперь можешь отдыхать и считать убытки.
– А может быть послать нукеров за товаром, который остался на павших верблюдах? – неуверенно спросил купец.
Субудей подумал и взглянул на Чиркудая. Чиркудай согласно кивнул головой.
– Скажи моему тысячнику, пусть отправит две сотни с заводными конями, – дал добро Субудей. – Скажи – я велел.
Купец обрадовался, вежливо поклонился, и умчался в темноту.
Уже ночью послышался грозный гул и слева, и справа от каравана. Через десять минут из тьмы вынырнули две тысячи, идущие походным строем.
Дорога домой была легкая. Субудей как-то сказал Чиркудаю, что китайцы медлительные. Они, конечно же, обнаружив тела разбойников, чжурчженя с сопровождением, и отравленного чиновника из городского управления, свяжут их смерть с ними, с монголами. Но слишком долго будут раскачиваться.
– Однако, они не так глупы, – вздыхая и будто размышляя вслух, говорил Субудей, покачиваясь в седле. – Я беседовал со многими киданями и некоторыми чжурчженями. И хотя они воспринимают нас как дикарей, но опасаются. Ждут от нас подлости и хитрости. Они думают про нас, так же, как друг про друга.
– Темуджин сказал, что у тебя хитрость написана на лице, – стал подзаводить друга Чиркудай.
– Темуджин прав, – важно согласился Субудей и ядовито
– Слон, – коротко бросил Чиркудай.
Субудей задумался:
– Это тот, огромный, которого нам показывали хорезмийцы на рисунках? Тот, который живёт в Индии?
Чиркудай подтвердил предположение друга кивком головы.
– Нет... – протяжно возразил Субудей. – Я не слон. Мой брат Джелме – вот кто слон.
– Тогда – змея с ушами, – сказал Чиркудай.
– Вот это на меня похоже, – Субудей расплылся в кривой улыбке, прищурив единственный глаз: – Это я.
Вот так они и ехали, болтая о чём попало, чтобы скоротать время. Нукеры издали прислушивались к их разговору и незаметно усмехались. Они уже привыкли к пикированию друзей и знали, что это лишь развлечение. Знали, что их командующие были друг для друга больше, чем братья. Любой из них может пожертвовать своей жизнью ради друга.
Но и своих подчиненных туменные не обделяли вниманием: всех воинов считали младшими братьями, а иногда и обзывали. И нередко, меткое слово становилось кличкой для нукера, чем он несказанно гордился. И это радовало нукеров. Тот, кто попадал в тумен, становился членом большой семьи. А другой тумен был, как другая семья близких родственников.
Чужеродность между людьми не имели значения. Войско состояло из людей различных родов и племен. И никто из командиров не принуждал своих подчиненных поклоняться какому-то одному Богу. Среди них были верующие почти от всех религий, кроме иудаистов, и не верящих ни во что. К людям, отрицающим все религии, к атеистам, монголы относились с подозрением, и не принимали их в своё братство.
В Монголии, с приходом Чингизхана к власти, и после обнародовании его Ясы, появилось родовое, кровное братство. Укрепился закон кровной мести. Монголия становилась иной – единым, жёстоким, по отношению к чужим, сплоченным государством.
Чиркудай даже не ожидал, что так сильно соскучился по Сочигель и по маленькому Анвару. С ним такого раньше не было. Он кривил непослушные губы, пытаясь улыбнуться, когда к плечу прижалась его женщина, когда на колени залез маленький человечек и стал радостно на них прыгать, когда умаявшись, свернулся калачиком и заснул на его руках. Чиркудай стал богатый: кроме тумена, он имел ещё одну семью, чего его лишили в детстве.
На очередном заседании появился Бай Ли. Ему Чиркудай тоже обрадовался. Он давно не видел своего первого командира. Бай Ли приветливо кивнул головой и в конце совещания остался с самыми близкими, которым Темуджин по обыкновению велел остаться. Еще хан приказал задержаться туменному Мухали, бывшему заместителю Чиркудая.
Пройдя в большую юрту, хан махнул рукой, разрешая всем садиться. Как обычно помолчал, и сообщил:
– Наверное, нам войны не избежать.
Присутствующие понимали, что он говорит об империи.