Джед и кафе
Шрифт:
– И никаких визитов домой с угрозами?
– спросил я.
– Именно.
– Тогда я готов приступить к делу сию же минуту. ~~
И вот так я стал рифмоплётом.
Всё ещё не доверяя Генри, я часто бывал у него дома, и помогал ему со слогами. Мы пили чай, и весело болтали. Напряжение, которое царило между мной и этим человеком, как рукой сняло. Между тем я понимал, что с такими людьми нельзя дружить. Но и нельзя их открыто презирать. Генри был очень труслив и злостен. Такие люди могли сделать всё, что угодно, чтобы подгадить мне за спиной. И я это понимал. С детьми, к счастью, мне не довелось познакомиться,
~~- Ты всё ещё думаешь, что это тогда был Генри?
– спрашивал меня Ричард - Тогда возле нашего дома.
– Нет никаких доказательств, подтверждающих этот факт - сказал я - Как и нет доказательств, которые бы его отрицали. ~~
И, всё же, я старался быть настороже с Генри. Но и не выдавал своего поведения.
– Я договорился с директором - Сказал как-то на днях Генри.
– Ты больше не будешь работать уборщиком. Теперь у нас новая должность, создатель рекламных слоганов из отдела "работа с рекламой".
– Звучит как-то пафосно - огрызнулся я и расстроился, что я больше не уборщик.
Получал я неплохие деньги, несмотря на то, что вообще не был устроен на этой работе, и совсем не имел никаких документов, подтверждающих мою личность. Никто ничего мне не говорил, а я и не спрашивал. Они просто забыли про это.
И вот я сижу в кресле Генри. Свой кабинет мне, конечно же, не выделят. Но пока у Генри другие дела, я могу смело заниматься за его столом. И почему он так щедр ко мне? Я сижу и поглядываю в открытое окно. Все эти крыши домов. Я сейчас достаточно высоко. Ветер дует на меня, прокружив по моей писанине. И вот я верчу в руках ручку, и спокойно придумываю новую рифму. Это так просто. Что даже смешно. В тринадцать лет я занимался подобной ерундой, я писал всякую любовную лирику. Что ещё может написать подросток? Не думал, что когда-нибудь умение придумывать рифмы мне пригодится.
Ричард, узнав о том, что меня повысили за счёт стишков, расхохотался.
– Не может быть! Поздравляю, Джед.
– И Ричард похлопал меня по плечу.
– Без рук - фыркнул я.
– Джед - Обратился он ко мне - Может быть, тебе стоит стать поэтом?
– Ты смеёшься?
– брякнул я.
– Да нет, что ты. У тебя талант. Не заметишь, как тебя начнут печатать - Затем Рич захохотал снова.
– Будешь великим поэтом.
– Очень смешно.
– Прорычал я.
– Это всё сплошная показуха. Поэты, писатели, музыканты. Их развелось слишком много. Я хотел бы заняться чем-нибудь новым, тем, чем никто до меня не занимался. Но нет такого занятия. Я встречаю людей везде, в любой области, какой бы ни занимался. Так что хочется просто послать всё это к чертям, а потом понимаешь, что и до тебя уже много кто послал всё это.
Я сижу в мягком кресле Генри, и тут открывается дверь, отвлекая меня от мыслей.
– Кто бы ты ни был, но ты убил мою рифму.
– рявкнул я.
– Я не помешаю?
"Уже
– Я принесла тебе торт - Улыбается Мрачная дама.
– Я сама испекла. Вчера.
– Это мило с твоей стороны.
– Заметил я.
– Да, я целый день провела на кухне. При этом смотрела новости. А мой пёс громко лаял. А ещё я...
"На-на-на". Когда же она уйдёт?
Мрачная дама подошла вплотную к моему столу и поставила прямо на мои листы, запачканную сладким тортом, тарелку.
– Вот, угощайся, Джед. Надеюсь, тебе понравится.
Она застыла, нагнувшись надо мной, и по-прежнему держа в руках тарелку. Затем нагнулась ещё ниже. И ещё. Ещё? О, боже.
Её груди, в этой её блузке, были так близко ко мне. Она пыталась взять меня этим?
"Я уже понял, что ты не надела лифчик. Если это всё, то ты свободна". И почему я стараюсь быть вежливым, если мне это не нужно? "Думай о других". И в этом роде. Сказал бы Ричард.
Когда Мрачная дама вышла, я ещё долго не мог сосредоточиться и продолжить писать. Ничего в голову не приходило.
– Как же дописать эту строчку? "Для ксерокса нужны листки?" И я думал. "Смотрите..."
Эмм... "голые соски". Тьфу ты.
Тут ко мне врывается Генри, как всегда, шипя о том, что всё плохо и все плохие.
– Ну, что, ты дописал?
– спросил он, глядя своими странными глазами.
– Практически - ответил я.
– Отлично - проговорил Гиена.
– Как только допишешь, даю тебе перерыв на час. Мне всё равно нужен будет этот кабинет. Только не подметай, хорошо?
Откуда в нём произошла такая резкая перемена? Он мне не нравился, когда был мерзким. Но теперь, когда он казался таким добрым, он не нравился мне ещё больше. Он что-то скрывает? Что это за блеф?
Позавчера я натолкнулся на эту мысль.
Я, как бывает, делаю это, зашёл к Генри в гости, и в считанные минуты закончил своё рифмоплётство. Генри предложил мне выпить чаю, и я не отказался.
– Пойдём, покажу тебе свой домашний кабинет.
– сказал он. Я промолчал. И Генри принял это за согласие.
Мы поднялись по лестнице, и вот я уже плюхнулся на мягкий диван. Не хотелось здесь ходить и всё осматривать. Я думал, быстрее бы отсюда уйти.
– Обожаю здесь работать - говорил Генри.
– Здесь так просторно, в отличие от офиса.
Я, молча, попивал чай, который был слишком сильно заварен. Кружку с которым, я, морщась, держал в руках.
– Я всё обустроил здесь, согласно своим вкусам. Ты только посмотри - говорил Гиена.
Здесь было бог невесть что. Но большее пространство занимали плакаты каких-то спортсменов.
– Я обожаю лёгкую атлетику - говорил Генри.
– Ты ведь не знаешь, кто все эти люди, верно? Все они стали великими.
Продолжаю пытаться пить чай.
– Не знаю, почему у меня такая страсть к бегу - сказал Генри - Это прекрасное времяпровождение. Я часто бегаю по утрам. И, должен, сказать, за мной не так то просто угнаться...