Джек Бестелесный (Галактическое Содружество - 1)
Шрифт:
Наконец, закрывшись в своем убежище, я сделал то, что сделал бы на моем месте всякий разумный траппер: забрался в спальник, отпил хороший глоток рома и уснул.
Почему-то спал я крепко и сладко, как ребенок. Не помню, что мне снилось, но сны были безобидными. Иногда меня будили завывания ветра среди деревьев и шуршание снега о стенки палатки, но я тут же снова засылал. Потом вой ветра стал глуше, снег перестал шуршать, и я понял, что палатку занесло с верхом. Но беспокоиться было не из-за чего: вверху было приоткрыто надежно защищенное вентиляционное окошечко, а в рыхлом снегу воздуха хватает. И я продолжал спать...
Пока
Внутри палатки было темно, хоть глаз выколи, но буран кончился. Спал я, почти не раздеваясь, и мне было даже, пожалуй, жарко. Фетровые подкладки моих сапог и перчатки я запихнул в спальник вместе с пакетом еды и фляжкой с водой. Теперь я извлек все это наружу, натянул отсыревшую парку, съел отволглую лепешку (фу!) и запил водой. А затем принялся откапываться, подчиняясь зову природы. Сугроб намело в полтора метра, но снег был сыпучий и разгребался легко. Индейская лыжа, если умело ею орудовать, - прекрасная лопата. Я прорыл и промял выход, облегчился в снежной нише, надел лыжи и выбрался на нетронутую снежную целину.
Холод стоял лютый. К моему изумлению, ночное небо сверкало. В вышине висело северное сияние, будто огромный занавес, сотканный из зеленого и алого света. Я смотрел как зачарованный, а занавес колыхался и даже, казалось, шуршал. А затем из-за отрога на противоположной стороне каньона взметнулся узкий клин белого сияния и пронзил цветные полотнища. Затем еще один луч, и третий, и четвертый, точно небесные прожектора. Я ахнул от благоговейного восторга. На свежий снег падали черные тени деревьев, и вся прогалина была озарена, как в полнолуние.
И вдруг в каких-нибудь пятнадцати метрах от меня, на вершине почти бесснежного нагромождения валунов, что-то задвигалось. Что-то большое.
Я окаменел. И тут до меня донесся душный звериный запах... То, что пошевелилось, стояло на двух ногах, и северное сияние серебрило его косматую шкуру. Он был огромен - на добрые полметра выше меня, и я сразу понял, кто он.
Бесшумно метнулся я назад в палатку, схватил ружье и сдернул правую перчатку. Спустив предохранитель, прокрался по снежному пандусу, приложил приклад к плечу и поглядел в прицел. Он все еще стоял там, спиной ко мне, высокий и массивный, как вставший на задние лапы гризли.
Только был это не медведь, а представитель вымирающего вида. Гигантопитек. Большеног. Крупнейший из приматов, созданных эволюцией. Такой же телепат, как и я, но с сознанием простым и безыскусственным, не то что мое. Беря мегапода на мушку, я полностью забыл философские размышления, каким предавался, когда посетил Обезьянье озеро в первый раз. Сейчас я думал только о том, сколько мяса несет этот огромный костяк - мяса, которое сохранит жизнь Терезе, Джеку и мне.
Короче говоря, я готовился убить его. На таком расстоянии промахнуться не смог бы даже мазила вроде меня. И никаких угрызений совести я не испытывал. Это было животное, а я - загнанный в угол человек, самый опасный биологический вид во Вселенной. Но в тот момент, когда мой палец лег на спусковой крючок, небо вдруг заполыхало лиловыми, зелеными, белыми огнями, образующими фантастические призрачные фигуры.
Большеног вскинул руки, и мое сознание услышало, как он испустил телепатический вопль восторга и радости.
Я медленно опустил винчестер. В небе над нами плясали фантомы, мерцали звезды, а великан на валунах пел свой безмолвный восхищенный гимн природе. Я хотел снова прицелиться,
Я помахал ему.
Он исчез.
А я со вздохом вернулся в палатку, съел еще лепешку, глотнул из фляжки с ромом и опять заснул.
Утром снова шел снег, но не густой - просто в воздухе кружились редкие снежинки. Я взобрался на валуны, где видел гигантскую обезьяну, но не нашел ничего, ни единого следа. Возможно, где-то тут, среди скал, пряталось его логово.
– Храпи спокойно, - сказал я ему.
– Рассудок говорит мне, что ты еда, но сердце твердит: "Нет-нет! Собрата-операнта есть нельзя".
Я позавтракал, уложил рюкзак и продолжил спуск по каньону. Он опять стал довольно крутым, и я шел очень осторожно и медленно - ведь снег теперь был куда глубже. Пока мне на пути не попадались особые препятствия, но следов потенциальной дичи я не видел - только возле маленькой полыньи тянулась цепочка отпечатков, оставленных норкой или куницей.
Весь день с неба тоскливо сыпался снег, наращивая новый слой белого рыхлого снега. Обезьянья речка повернула на север, огибая небольшую вершину, которую я окрестил горой Джефф. До вечера я прошел вниз по течению километра четыре-пять, облюбовал место среди выветренных скал, поставил палатку и развел костер. Разогретые лепешки были не намного лучше холодных, но котелок горячего куриного супца меня очень подбодрил. Я лежал в спальнике перед откинутой дверью и прихлебывал ром - один обжигающий глоточек, потом второй, - глядя, как угасает огонь и медленно кружатся снежинки. Мной овладело пьяное спокойствие, и я спросил себя, а не предстоит ли мне умереть здесь. Смерть от переохлаждения считается легкой. Куда легче голодной смерти. Такой уж я везунчик. А вот бедная Тереза...
И тут я очнулся от этих мрачных размышлений, припомнив, что прилетел сюда с Терезой не по своей воле. Мне приказал сопровождать ее лилмик, которого я прозвал Фамильным Призраком. Это он сказал, что мое присутствие здесь необходимо!
Необходимо? А для чего? Для его космических шашней, для чего же еще! Я не сомневался, что нерожденный ребенок Терезы является главным фактором в планах моего призрачного надоеды. Иными словами, она останется жива и родит Джека. Логика подсказывала, что и я останусь жив - ей ведь не справиться здесь одной в глухую зиму. Un point, c'est tout, Oncle Rogi [Вот так-то, дядюшка Роги (фр.).]. Итак, блаженство замерзания не для меня.
Тем не менее я совсем вымотался, спускаясь по этому чертову ущелью. И чем дальше от Обезьяньего озера я отойду, тем труднее будет мой обратный путь. А если еще один буран, я и вовсе не вернусь...
– Mon fantome! [Мой призрак (фр.).] - позвал я.
– Ты тут?
Последняя головешка в моем костре рассыпалась угольками, которые чуть шипели, когда на них ложились снежные хлопья.
О Призрак! Я знаю, ты меня слышишь. Становится все холоднее и холоднее, и я совсем вымотался, шаркая лыжами по камням. Я же просто слабый старик ста шести лет. Если мне придется идти дальше, я наверняка не сумею дотащить мясо до хижины! Пригони мне с утра какую-нибудь съедобную тварь, слышишь? Хватит валять дурака. Если хочешь, чтобы я справился с работой, которую ты мне навязал, так изволь помогать! Что-то крупное! Без фокусов! Завтра! Прямо здесь!