Джек Бестелесный (Галактическое Содружество - 1)

Мэй Джулиан

– Ну, конечно, его раздует от гордости, - твердо заявил я.
– И теперь, когда он Первый Магнат, он небо и землю перевернет, чтобы снять тебя с крючка закона.

Она отвернула голову.

– Я знаю. Как только Поль познакомится с Джеком, все снова наладится.

Я приготовил Терезе чаю, а потом сел на табурет рядом с ней и помассировал ей спину, пересказывая подробности о церемонии принятия, которые услышал от Дени.

– Он прошел в Первые Магнаты лишь небольшим числом голосов?
– спросила она.

– Пятьдесят девять

за Поля, сорок один за Дэвида Макгрегора.

– Как странно... А я думала, Полю нечего опасаться. Но, конечно, Дэвид - блестящий государственный ум. Он мне всегда нравился и его жена - тоже.

– В честь приема устраивается вечер-гала-банкет и бал со всеми знаменитостями. Люсиль готова к своей коронной роли гранд-дамы метапсихологии и, конечно, оденется сногсшибательно. Марк впервые облачится в костюм и белый галстук, и Дени не сомневается, что все девочки будут от него без ума.

Тереза весело засмеялась и внезапно замерла. Глаза у нее расширились.

– Роги! Воды отходят!

– Тебе воды?
– Я стремительно вскочил.
– Холодной? Теплой?

– Нет, милый, - ответила она ласково, меняя позу.
– Околоплодный пузырь, полный жидкости, в которой плавает Джек, лопнул.

Ее лоб покрылся испариной. Она охнула, потом хрипло вскрикнула. Я в ужасе нагнулся над ней.

– Что мне сделать?

Закрыв глаза, она вцепилась в края постели так, что костяшки пальцев побелели, и опять испустила тот же хриплый вопль. Потом прошептала:

– Надень чистую рубашку. Вымой руки со щеткой по локоть и ополосни в воде с хлоркой.

– Сейчас.
– Я заметался по хижине.
– Сейчас! Потерпи немного. Я управлюсь за две минуты. "Держись, Джек! Не торопись так!"

"БОЛЬНО! МНЕ БОЛЬНО!"

– О, Господи!
– взвыл я.

Это были мучения не Терезы. Она тужилась и напрягалась, ее сознание замкнулось в абсолютной сосредоточенности. Мучился Джек.

...околоплодная жидкость, которая девять месяцев омывала и оберегала его, теперь вытекала из лопнувшей оболочки.

...его нежное тельце сдавливали судорожно сокращающиеся мощные мышцы с интервалами всего в две минуты.

...и его сантиметр за сантиметром проталкивало вниз по родовому каналу, давяще узкому, и кости его крохотного черепа, и удивительный мозг внутри деформировались, сплющивались.

...а его мать замкнулась, не отзывалась, и тогда он пожаловался мне!

БОЛЬНО... Дядюшка Роги, больно так, что я не могу сделать того, о чем просила мама, помоги мне пожалуйстапомогипомоги...

– Сейчас! Сейчас!
– крикнул я, упал на колени рядом с нарами и положил ладонь на укрытый живот Терезы. Одеяла она не сбросила. Я слил свое сознание с сознанием младенца и ощутил его агонию, его ужас. Я словно видел что-то сияющее, хрупкое, сферическое, пульсирующее от боли, готовое разорваться. А в багровой тьме таилось еще что-то, готовое прыгнуть, едва сверкающая сфера распадется, - прыгнуть и пожрать бесценное существо внутри нее. Да, там

пряталось чудовище, но его возможности были ограниченны. Я мог противостоять ему! Каким-то образом я прильнул к изнывающему от боли сознанию Джека, обволок его, укрепил. Я черпал энергию для нас обоих Бог знает откуда. Я делился своим опытом перенесенных страданий не знаю уж как. И не знаю уж как, но я помог.

Внезапно Джек резко оторвался от меня, вернув себе власть над собой. Избавившись от опасности.

Я снова был в тускло освещенной хижине. За стенами стонал арктический ветер, Тереза все еще покряхтывала через равные промежутки времени, мужественно тужась с каждой схваткой. Но младенец уже не кричал и не звал на помощь. Он использовал свои метапсихические способности по-новому, незнакомым мне образом. Он РОС!

Я встал с колен, стащил с себя запачканную шерстяную рубашку. На веревке над печкой висела другая, только что выстиранная. Я долго мыл руки, потом надел свежую рубашку и проверил приготовленные на столе вещи: стопка сложенных чистых простынок, губки из шерстяной ткани, большой кусок фланели, который Тереза назвала родильной подстилкой, стерилизованный нож и веревочка. Тереза сказала спокойно:

– Роги, я испачкала постель. Это нормально. Пожалуйста, сними одеяло. Заверни простыню мне на живот, приподними мою рубашку и дай мне смоченное чистой водой полотенце, чтобы я подтерлась. Потом вытащи из-под меня грязную простынку. Возьми ее за концы и сожги в печке. А мне подстели чистую.

Я вытаращился на нее.

– Поскорее, милый.
– Она ободряюще мне улыбнулась, но в глазах у нее стояли слезы сострадания к мукам маленького Джека.
– Делай, что я сказала. Головка уже в промежности.
– Она опять героически закряхтела, вся багровая, мокрая от пота.

Я вытащил простынку, всю мокрую, с кусочками экскрементов, и быстро привел все в порядок.

– Нет, не укрывай меня, - с трудом выговорила Тереза.
– Посмотри... его видно?

Я пригнулся. Она упиралась ногами в спинку, широко разведя колени. Без всякого смущения я осмотрел половую щель. Там что-то было. При каждой потуге оно выдвигалось, а затем немного втягивалось обратно. Но всякий раз немного продвигалось вперед. Наконец показалась вся макушка - точно пробка в винной бутылке. Она была слегка вымазана кровью и покрыта слоем беловатой слизи.

– Я его вижу! Он продвигается! Но только он весь в крови и какой-то дряни...

– Ничего!
– выдохнула она.
– Ничего... Вот!

Она испустила громкий крик радости. У меня в мозгу раздался другой крик, такой же радостный, и наружу вышла вся головка. Его глаза были закрыты, череп деформирован...

Тереза посмотрела вниз, на него, обвила пальцами бедную головку.

– Все хорошо, - еле выговорила она.
– Такое сплющивание... нормально. Принеси подстилку. Положи ее... У меня между ногами. Нет, чуть подальше. Готовься принять его... он скользкий... а-а-а-а!