Джек Восьмеркин американец [3-е издание, 1934 г.]
Шрифт:
— Вы их купите?
— Нет. Здесь нельзя покупать землю. Мы просто объединимся. Я тебе расскажу вечерком кое-что. Здесь, в СССР, задуманы замечательные вещи, дружище, и, когда ты узнаешь все, тебе покажется, что Америка — это сумасшедший дом, и мы вовремя убрались оттуда.
Чарли беспомощно махнул рукой. Он даже не хотел вдумываться в слова Джека. Впечатления давили его. Он подошел к своему другу, отвел его в сторону и тихонько сказал:
— Покажи мне твои зубы, Джек.
Джек улыбнулся своей золотой улыбкой.
— Целы! — закричал Чарли. —
Джек некоторое время молчал: должно быть, не знал, как ответить попонятней. Он только рассматривал свою руку, а потом принялся зубами отрывать от нее мозоль.
— Я платил вот этим золотом, Чарли, — сказал он и протянул своему другу кусочек огрубевшей кожи. — Даю тебе слово, что мы все расплачивались только этим. В Америке, на биржах, это дешево ценится, дружище. Но вот нашлась на свете одна страна, где мозоли расцениваются на вес золота. Как догадываешься, я и двинул этот капитал в ход.
— Только и всего?
— Нет. Говоря по совести, пришлось пускать в ход и кулаки.
Часть вторая
Коммуна «Новая Америка»
Глава первая
Егор Летний собирается в колхоз
Редактор газеты только что пришел на работу и не успел еще шляпу снять, как в его кабинет ввалился писатель Егор Летний.
— Посоветоваться пришел, — заявил Летний добродушно и плюхнулся в кресло. — Решил ехать в колхоз.
— Хорошее делю, — сказал редактор и быстро снял шляпу, как будто поблагодарил Летнего. — Целевая установка есть?
— Есть. Повесть пишу. И хочу я в повести хороший колхоз показать. Литературу-то разную я подчитал, да этого мало. Надо колхозной соли поесть. Только не знаю, куда ехать. Посоветовать можешь?
— Отчего не посоветовать. Колхозов много.
— Мне чтоб получше был и поближе.
— И такие есть.
Минут пять потолковали о разных подмосковных колхозах и коммунах. Летний записал в книжку несколько адресов и собрался было уж уходить, но вдруг редактор спросил его:
— А тебе почему непременно поближе хочется?
— Да времени у меня, понимаешь, мало. А что?
— А то, что я тебя могу направить в одну интересную коммуну. Но это не близко.
— Что за коммуна?
— Да как тебе сказать… По чистой совести, я сам о ней почти ничего не знаю. Но ручаюсь: если она существует, то должна быть интересной. Ты вот послушай. Года два назад сюда, в эту комнату, явился ко мне из Америки парень с золотыми зубами. Прекрасно помню зубы, а вот фамилию его позабыл. Он пришел сюда голодный и попросил прежде всего поесть. Мы его тогда накормили, обнадежили. Потом он ночевал у меня и ночью рассказал свою историю.
Редактор замолчал и улыбнулся.
— Ну?
—
— Зачем?
— Курьезная история! Он, видишь ли, задумал здесь обзавестись своей собственной фермой. Прослышал, что земля у нас национализирована, и прикатил. В Америке-то ведь за землю заплатить большие деньги надо, а у нас — даром. Ну вот… Сам он был из заволжских крестьян, не помню уж, какой деревни. Я ему тогда помог выехать из Москвы на родину, два червонца дал. Он обещал писать в газету о деревенских делах, но не прислал ни одной корреспонденции. Вот, собственно, и все.
— Что и говорить, интересно. Но не понимаю, при чем же здесь коммуна?
— Очень просто. Этой весной я получил от него огромнейшую телеграмму.
— Ну и что же?
— Из телеграммы я понял, что он уже стоит во главе коммуны. Они даже трактор откуда-то достали, и вот как раз во время сева у них что-то приключилось. Во всяком случае американец мне телеграфировал, что лежит на полу, связанный кулаками, и очень беспокоится, что пахота сорвется. Копия телеграммы была адресована губернскому прокурору. Одним словом, судя по всему, он уже успел освоиться…
— Ну и чем все кончилось?
— Не знаю. Думаю, что коммуна процветает. Ведь он мечтал о механизированном хозяйстве, об электрической дойке, рассказывал мне о клубнике величиной в кулак. Парень был энергичный и деловитый. Остальное, полагаю, должна дать ему наша деревня.
Редактор искоса поглядел на Летнего. Тот поправил очки, зажмурился, почесал за ушами и сказал:
— Что и говорить, штука интересная. А далеко ли — ехать?
— За Волгу. В Средневолжский край.
Летний вздохнул, встал и медленно повернулся на каблуках. Перед его глазами проехали стол редактора, накрытый стеклом, кирпичные спинки книг в шкафу, портреты на стенах, большая карта Союза. Летний подошел к карте и пальцем дотронулся до Волги. И тут, должно быть, сквозь карту и стену, он увидел широкую реку, осенние поля, избы под соломой и людей, которые борются за новую жизнь.
— А ведь уговорил! — закричал он энергично и хлопнул в ладоши. — Еду в американскую коммуну!
— Очень хорошо, что сразу решил. Я тебе и дорогу оплачу, если выполнишь одно поручение.
— Какое?
— А вот. Наша газета решила принять шефство над двумя колхозами, — одним подмосковным и одним дальним. Дальнего мы до сих пор еще не выбрали. Так вот я тебя попрошу — обследуй ты хозяйство этой коммуны, и если дело у них стоящее, мы примем шефство над ними. Выясни, в чем они нуждаются, мы поможем: книг там дадим, еще что надо. А весной, если земли у них порядочно, мы им трактор достанем. Наверняка достанем. Можешь пообещать, это их подбодрит.