Джек Восьмеркин американец [3-е издание, 1934 г.]

Смирнов Николай Николаевич

— Да никуда он не уйдет, Николка. Все его интересы здесь. Просто шумит.

— Я тоже так думаю. А если дело до разрыва дойдет, ты за кого стоять будешь: за него или за нас?

Татьяна задумалась. Николка опять начал говорить. Они долго шептались, сидя на ящике с антоновскими яблоками. Разговор оборвался сам собой в тот момент, когда внизу послышалась английская речь Чарли. Он что-то доказывал Джеку, а что — невозможно было понять. Николка тихо спустился вниз. А Татьяна вошла к себе в комнату, уселась за стол и начала быстро перелистывать книгу.

Как был использован автомобиль Чарли

Нельзя сказать, что

Чарли Ифкин принес особенно много пользы коммуне этой осенью.

Прежде всего он не знал русского языка и, хотя каждый день занимался с Татьяной по-русски, разговорной речи никак осилить не мог. Поэтому он не понимал и десятой доли того, о чем говорили и спорили в коммуне, оставался все время как бы посторонним.

Затем — и это самое главное — Чарли не нашел для себя настоящей работы. За всю его жизнь ему ни разу не приходилось иметь дела с косой и серпом. Он привык работать только на машинах. А весь урожай в этом году коммуна убрала вручную. Чарли помог коммунарам только в уборке табака, но, конечно, это была пустяковина.

Большую часть своего дня Чарли возился с автомобилем. Он разбирал его, чистил, собирал вновь, — словом, как бы готовился к дальней дороге. Но никаких больших поездок не было в этом году. Автомобиль жалели, и коммунары предпочитали пользоваться лошадьми. Урожай обмолотили тоже без помощи автомобиля. В коммуну приезжала молотилка с трактором, и снимать автомобиль с колес не пришлось. Конечно, Чарли тяготило такое положение, но Джек утешал его, что весной в коммуне будет полный комплект машин, и тогда Чарли найдет себе применение.

Не надо думать, конечно, что вся деятельность Чарли заключалась в возне с автомобилем. Он всегда находил себе сам небольшую работу, которую однако не принято считать работой в крестьянском быту. Например, он стриг головы всей коммуне машинкой, которую привез с собой из Америки, «работал единственной уборочной машиной», как он шутя говорил Джеку. Он завел журнал погоды и ежедневно записывал температуру. Составил приближенный план земель коммуны и изучал почву и характер местности. Во рву, у березовой рощи, он нашел глину, которая, по его мнению, подошла бы на кирпичи. Вообще он ко всему приглядывался, записывал, чертил какие-то планы. Даже речку он не оставил в покое. Несколько раз в неделю он ходил к Миножке с палкой и делал промеры. Один раз бросил в воду пустую бутылку и шел за ней по берегу, все время глядя на часы. Так он определил скорость течения реки. Когда материала о Миножке у него скопилось достаточно, он начал заводить с Джеком разговоры о постройке электростанции. Но Джек не стал слушать его; он просто ответил, что достать динамо трудно и пока не стоит говорить об электричестве. Гораздо больше верил в электричество Николка Чурасов, который жил в одной комнате с Чарли. Николка все время мучился, что не может поговорить с американцем по душам, и ждал того дня и часа, когда Чарли заговорит наконец по-русски. Пока же он иногда ходил вместе с Чарли мерить воду. По пути Николка произносил целые речи об электричестве, и Чарли пространно отвечал ему. Но оба они не понимали друг друга.

О событиях и планах коммуны Чарли узнавал главным образом от Джека. И теперь, конечно, в споре о продаже пшеницы, Джек сумел осветить вопрос так, что Чарли был на его стороне. Но Джек не придавал этому особого значения. Его больше интересовало решение общего собрания.

Собрание было назначено в восемь часов вечера в столовой флигеля, где теперь помещалась контора коммуны. На улице шел дождь, но это не помешало коммунарам

собраться вовремя, даже из Починок пришли люди, накрытые рогожами. Вопрос был уж очень важный.

Капралов открыл собрание и предоставил слово Джеку для доклада.

Джек начал издалека. Он дал справку о том, сколько труда в днях потратила коммуна на ремонт дома и сколько рублей уложила в полы и потолки. Затем сказал, что, если зимой решено жить в новом доме, надо начинать топить печи: не нынче — завтра ударит мороз. Указал на возможность организации столярной мастерской в большом зале. В заключение поставил вопрос: оставить ли дом недостроенным на зиму и отпустить в Починки две трети членов коммуны, или, наоборот, закончить ремонт побыстрей, дать площадь всем коммунарам и провести зиму по-трудовому.

Что для этого требуется? Немного. Всего только продать неделимый фонд Сундучкову, а на вырученные деньги заказать рамы и купить стекла.

Яшка говорил без запала, рассудительно — он хотел подействовать на собрание убеждением, да и вопрос ему казался совершенно ясным. С ответом ему выступил Николка Чурасов.

Этот начал напористо:

— Что ж, товарищи, пришла пора показать, кто мы сеть — советская коммуна или волки-хищники в коммунной шкуре! По-яшкиному выходит, что самое для нас подходящее дело начать спекуляции в компании с Пал Палычем Скороходовым. Ведь Сундучков для кого хлеб покупает? Для него…

— Это уж как пить дать! — с места подтвердил Маршев.

— Вот получили мы от советской власти усадьбу, а теперь спекулянтов усиливать хотим. Может правильная коммуна такими делами заниматься?

— Не может! — закричал Маршев, и его поддержали остальные.

— Вопрос ясен?

— Ясен.

— Я кончил.

Николка торжествующе сел. У него была приготовлена большая речь еще, но он придерживал ее к концу.

Стали высказываться коммунары. Джека поддержали только двое — Пелагея Восьмеркина и Бутылкин. Они начали жаловаться, что дальше жить в тесноте невозможно. Бутылкин даже заявил, что он просит выделить ему на зиму лошадь и корову и обеспечить их на зиму кормом. Он уедет с семьей в Починки завтра же. А остатки хлеба предлагает разделить по едокам. Остальные коммунары стояли за Николку.

Джек страшно удивился. Ведь он хлопотал не за себя, а за большинство, и вдруг это большинство не хочет его поддерживать. Он предложил поставить вопрос на голосование. Капралов поставил.

За предложение Джека поднялись только три руки, если считать и его собственную. Трое — Татьяна, Катька и Дуня — воздержались. Остальные дружно голосовали против.

Джек решил, что собрание просто чего-то не поняло. Он закричал тонким голосом:

— Еще раз голосовать! Ошибка!

Николка поднял руку:

— Провалился ты со своим мраморным дворцом, Яша. Вопрос ясен. Предлагаю перейти к текущим делам.

Яшка закипел:

— Я провалился, говоришь? Нет… Это коммуна наша провалилась! Растащут ее теперь по бревнышку.

— Не беспокойся, уцелеем.

— Нет, не уцелеем. Я первый уволить меня из председателей прошу.

— Об этом вопрос не стоит. Не имеешь права пугать.

— Никого я не пугаю. Просто сейчас в город уеду, и конец!

Поднялся невообразимый шум. Сразу появилось множество предложений. Одни кричали, что проживут зиму в старых домах, а коммуны не развалят, другие соглашались спать вповалку во флигеле. Были предложения занять в городе денег на стекла, а за зиму отработать. Пелагея плакала навзрыд и кричала, что Яшку выгнали из коммуны завистники.