Джекаби. Все мистические расследования
Шрифт:
От неожиданности Марлоу даже пошатнулся.
– Вы понимаете, что совершенно не умеете говорить так, словно находитесь в здравом уме?
Комиссар тихо вздохнул, его темное пальто зашевелилось – жизнь постепенно возвращалась к нему.
– Мужчины! Прошу вас! – воскликнула я.
– Думаете, я безумен? – продолжил Джекаби. – Так позвольте мне сжечь шляпу.
– Ага, ведь в этой просьбе нет ни капли безумия.
– Если я безумен, то это просто шляпа. Она сгорит. Ничего не изменится. После этого вы убьете несчастного зверя. Если же я прав, сожжение шляпы уничтожит Свифта, ведь за всем этим
Марлоу надолго задумался. Чувствуя, как быстро бьется сердце, я уже подумывала, не вскочить ли и не бросить чертову шляпу в огонь самой. Отодвинувшись от дерева, я поняла, что вскочить точно не получится. От малейшего движения в груди запульсировала боль, сковавшая все суставы. В глазах потемнело, и я осела обратно на землю.
– Уже слишком поздно, – неожиданно серьезно заметил Джекаби. Я повернулась на его голос, пытаясь разглядеть хоть что-то. – Смотрите сами, Марлоу. Свифт сбежал… Господи, помоги нам.
Я ахнула и снова посмотрела на то место, где лежал негодяй, проклиная подводившее меня зрение. Насколько я поняла, Марлоу тоже оглянулся, а затем медленно повернулся обратно к Джекаби.
– Нет, – сказал Марлоу спокойным, ровным тоном, который обычно приберегают для разговоров с маленькими детьми. – Вот он лежит.
Я наконец различила в темноте силуэт комиссара. Свифт не сдвинулся с места.
– Ошибочка вышла! – заявил детектив. – Батюшки, да я от изумления выронил его шляпу!
Кроваво-красный котелок лежал на кучке хвороста. Языки пламени облизывали его широкие поля. Мгновение шляпа казалась неуязвимой, даже чуть не погасила горящий под ней огонь, но затем затрещала. Перо мгновенно рассыпалось в прах, лента вспыхнула. Котелок подрагивал и громко трещал, липкие капли падали в самый центр костра, пламя разгоралось все сильнее. Когда котелок задымился, черные маслянистые облака густого дыма поднялись в небо и затмили звезды. Наконец котелок охватило пламя… Свифт закричал.
Тело комиссара дрожало и дергалось, потом его перекрутило, и он оказался на коленях. Жуткое лицо исказилось от боли, взгляд стал диким и злобным. Угольно-черное пальто задымилось, и он бросился вперед. То ли из-за ортеза, по-прежнему сидящего на левой ноге, то ли из-за охватившего его изнутри огня он покачнулся и с громким лязгом рухнул на землю, не успев сделать и шага. Царапая поросшую мхом землю длинными когтями, он подвинулся еще на несколько футов вперед, но затем у него отказали и руки, и он забился в агонии. Едкое облако дыма заволокло всю поляну, одежда комиссара рассыпалась в сажу, кожа под ней растрескалась и начала осыпаться, превращаясь в пепел. Все это время он в ярости кричал, а его вопли из человеческих превращались в гортанные стоны страдающего от боли зверя.
А потом все закончилось. Крики прекратились, в небо поднялся черный едкий дым. Жесткие поля котелка – единственное, что от него осталось, – дрогнули и упали прямо в центр костра.
Пока дым постепенно рассеивался, никто ничего не говорил. Возле затухающего костра на опаленном мху валялись несколько шарниров с обуглившимися кожаными ремешками и два тяжелых железных башмака.
Глава двадцать восьмая
Время
В мгновение ока Дженни пропала. Джекаби и кто-то еще – старушка Хатун, догадалась я, – устраивали Чарли на широкой деревянной скамье у противоположной стены. Где-то по дороге из темного леса на вымощенную брусчаткой Авгур-лейн он вернул себе человеческий образ. На нем оставались лишь окровавленные обрывки форменной рубашки. Его лицо было почти таким же бледным, как у Дженни, на лбу выступила испарина. В ужасе я смотрела на него, не в силах отвести взгляд от глубоких ран. Теперь шерсть больше не скрывала алые отметины, оставленные по всему его телу когтями Свифта. Самая страшная рана зияла у него на плече. В человеческом обличье стало очевидно, что пика вошла в тело Чарли прямо под правой ключицей, едва не задев легкое. Поморщившись, я закрыла глаза и постаралась не разрыдаться при мысли, что он может не пережить грядущую ночь.
Когда я очнулась в следующий раз, комнату, к моему удивлению, заливали лучи утреннего солнца. Моя голова лежала на подушке, я была укрыта мягким одеялом. На скамейке спал Чарли, который до сих пор пребывал в образе человека и казался совершенно безобидным. Рядом с ним, точно пернатый страж, сидел Дуглас. Под головой у Чарли тоже лежала подушка, а нижняя половина его тела была накрыта пледом. Его щеки немного порозовели. Сквозная рана на его груди скрывалась под искусно наложенной повязкой из белой марли, но на лбу полицейского по-прежнему блестели капельки пота, а его кожа казалась влажной.
Я смотрела, как с каждым неглубоким вздохом поднимается и опадает его грудь. На его боку виднелся огромный желтовато-пурпурный синяк, все тело было испещрено ранами и царапинами. Изучая его повреждения, я вспомнила удары комиссара. У меня перехватило дыхание, а грудь заныла от боли.
Ощупав свою рану, я поняла, что она невелика, но боль была не только физической. Стоило мне подумать, что Чарли – будь он хоть человеком, хоть зверем – из-за меня погибнет от лап этого жуткого монстра, как меня словно ударяли под дых. Теперь, когда он лежал, едва дыша, близко ко мне, к букету противоречивых чувств, которые я испытывала по отношению к этому мужчине, добавлялось еще и чувство вины. Из коридора донеслись приглушенные голоса. Я вернулась к действительности и навострила уши.
– Его не стоило перемещать в таком состоянии, – прошептала женщина.
Это была не Хатун и не Дженни, но интонация и ирландский акцент показались мне знакомыми.
– Я знал, что рискую, – ответил ей Джекаби, – но инспектор Марлоу ясно дал мне понять, что после событий предыдущего вечера оставлять беднягу под присмотром полиции гораздо опаснее. Спасибо, что пришли так быстро. Ситуация довольно необычная, и вам, должно быть, нелегко ее понять.
– Если то, что вы рассказали мне накануне, произошло на самом деле, я у него в долгу и не могу ему не помочь.