Джекаби. Все мистические расследования
Шрифт:
«В полицейское управление Нью-Фидлема: у вас мой камертон на ноту до, и я хочу получить его назад. Чтобы обосновать необходимость его скорейшего возвращения, я расскажу вам его уникальную историю.
Когда-то одна старая церковь, которая по традиции стояла в самом центре маленького городка, являлась средоточием городской жизни. В этой скромной церкви горожане собирались на праздники, венчались, крестили детей и отпевали покойников. Город жил, и его сердце билось, пока звонили церковные колокола.
На колокольне церкви висел не один, а целых три искусно отлитых колокола. По особым случаям викарий звонил во все три колокола одновременно, и их голоса дополняли друг друга, сливаясь в роскошный аккорд. Впрочем, чаще они звонили поодиночке, и каждый колокол служил своей цели.
В 1861 году в стране разразилась Гражданская война.
В день, когда колокола сняли с колокольни, у викария поднялась ужасная температура. В ушах у него зазвенело. Церковное достояние превратили в оружие, которое должно было помогать братьям убивать своих братьев. Для церкви настал черный день. Когда жар наконец спал, викарий обнаружил, что больше ничего не слышит.
Тем временем солдат, ответственный за перевозку прекрасных колоколов, решил сохранить о них хоть какую-то память. Он заметил, что вопреки приказу и здравому смыслу фрагменты каждого из колоколов лежали отдельно. Он забрал их и привез к себе на родину, где отдал искусному кузнецу, умевшему ковать из металла удивительные вещи. Колокол создан, чтобы звонить, поэтому солдат попросил кузнеца хоть как-то вернуть осколкам голос.
Кузнец расплавил металл и отлил из него три уникальных камертона. Он даже не задумался, каким тоном наделить каждый из них, ведь металл запел, как только он раздул меха. Когда кузнец закончил работу, каждый из камертонов стал давать ту самую ноту, которую имел его колокол.
Но было в этих камертонах кое-что странное. Каждый из них стал новой инкарнацией прошлой сущности и унаследовал эмоциональную силу своего колокола.
Самый низкий, сделанный из колокола, которым обычно возвещали о похоронах, звучал тревожно и трагично. Любой, кто слышал его, не мог сдержать слезы. Звон этого камертона был не так силен, как стоны банши, но казалось, будто его ноту вырвали из ее сложной мелодии скорби. При одном его звуке всех мгновенно охватывала печаль.
Второй камертон был сделан из среднего колокола, который верно звонил каждый час почти шесть веков. Он успокаивал горожан и, как маяк, вел их домой, когда туман заставал их в окрестностях города. Средний камертон звучал спокойно и умиротворенно. Он прорывался сквозь туман всех страхов и страданий, чтобы обнадежить любого, кто был рядом.
Последний, самый высокий, камертон был сделан из колокола, которым возвещали о радостных событиях: рождении детей, крещении, венчании и всяческих праздниках. Этот камертон своим звучанием настраивал всех слушателей на веселый лад. Когда звучала его нота, люди забывали о тяготах жизни и переполнялись счастьем.
Эти артефакты сыграли небольшую роль в недавнем происшествии, которое моя ассистентка, вопреки моему совету, нелепо окрестила «Делом о немом крике». В ходе расследования я выбрал второй камертон, издающий ноту до, чтобы успокоить обреченного мистера Хендерсона. Этот выбор был неслучаен. Стоило мне стукнуть низким камертоном, как его страдания усилились бы. Высокий камертон свел бы его с ума, ведь две сверхъестественные силы вступили бы в ожесточенное противоречие. Применение этого бесценного инструмента существенно помогло нам приблизить раскрытие тайны и положить конец убийствам.
Надеюсь, теперь вы понимаете, что в моей работе этот набор камертонов попросту незаменим. Мисс Рук предположила, что письменное напоминание поможет мне вернуть вышеупомянутый камертон, который все еще удерживается в качестве улики, несмотря на закрытие дела».
Когда Джекаби закончил диктовку и вышел из комнаты, я написала второе письмо. В нем значилось: «Верните, пожалуйста, камертон Джекаби. Он становится совершенно невыносим». Именно его я и отправила с утренней почтой.
Курьер пришел тем же вечером.
Джекаби приятно удивился, что письмо достигло своей цели.
– Неужто в их участке есть хоть кто-то с мозгами? – пробормотал он. – Я-то думал, эти олухи и читать письмо не станут, но вы только поглядите…
Он протянул мне записку, вытаскивая камертон из пакета. Дежурный по участку написал всего три слова. Прочитав их, я улыбнулась. «Прекрасно вас понимаю».
Книга 1.2
Карта
Катрине, которая всегда находит самые лучшие приключения
Карта
Утро
Я-то
Джекаби, казалось, не заметил, как я вошла. Он суетился в обычной своей манере, заглядывая в банки и принюхиваясь к их содержимому, прежде чем добавить его в какую-то комковатую массу, отдаленно походившую на тесто для блинов. Мне было бы куда спокойнее наблюдать за кулинарными экспериментами Джекаби, если бы кухня не служила ему заодно и лабораторией, где хранилось вдоволь кислот, взрывчатых веществ и сушеных или заспиртованных останков животных с непроизносимыми названиями.
Я уселась за стол напротив моего работодателя.
– Доброе утро, сэр.
– Какой очевидный факт, – ответил он не оборачиваясь.
Не то чтобы Джекаби был грубым, нет. Несмотря на то что ему была свойственна полная бестактность, в моем работодателе присутствовала удивительная искренность.
– Я думал, вы, мисс Рук, уже вышли из того возраста, когда впечатляет сам факт того, что солнце ежедневно встает на востоке. Вы способны на более глубокие наблюдения.
Временами Джекаби все-таки бывал груб.
– Хорошо спали? – спросила я, втайне радуясь его высокомерному тону.
По крайней мере, поведение Джекаби говорило о самом обычном утре, точнее, о таком, которое можно назвать обычным для дома детектива по паранормальным явлениям.
А потом он повернулся, и я увидела на нем нечто вроде патронташа.
Его грудь пересекал толстый кожаный ремень с восемью сквозными кармашками, в которые были вставлены трубки, по размерам превосходившие любые патроны, что мне доводилось видеть. Каждая трубка была обернута блестящей бумагой ярких цветов, торчавшей с обеих сторон кармашка. Я бы предпочла увидеть на их месте пули.
– Только не говорите, что это… – я нервно сглотнула, – праздничные хлопушки…
– Как вам будет угодно. Это не праздничные хлопушки, – широко улыбнулся Джекаби. – С днем рождения!
Я едва не свалилась со стула.
– Вы понимаете, что вы, взрослый человек, напялили на себя какие-то детские игрушки? – поинтересовалась я, и, чтобы не встречаться с ним взглядом, стала искать на подносе что-нибудь относительно съедобное, пока не нашла кусок бекона, чуть менее обугленный, чем остальные. – Я совершенно точно помню, как просила вас не устраивать суматохи.
– Никакой суматохи. И вы сами скоро увидите, что это гораздо лучше обыкновенных праздничных хлопушек.
Он помешал жидкое тесто деревянной ложкой, заталкивая ею поднимавшиеся на поверхность комки обратно вглубь.
– Ах, вот как, это необыкновенные хлопушки. Почему-то это нисколько меня не удивляет. Как и не успокаивает. Разве в этом доме найдется хоть что-то обыкновенное?
– Конечно. Я позволяю Дугласу вести самую обыкновенную картотеку, – возразил Джекаби. – Кажется, в хронологическом порядке. Или в алфавитном. В любом случае что-то в равной степени скучное. По-моему, даже на самых обыкновенных бумажных карточках. Очень банально.
– Да, но Дуглас утка, а это, я считаю, служит противовесом всей имеющейся банальности.
– Но так было не всегда, – парировал Джекаби. – Однако вы правы. Я не люблю иметь дело с чем-то слишком нормальным. Всегда полезно держать ум открытым и расширять свои горизонты. Особенно в праздничный период ритуального перехода, правда?
Он приподнял брови и ухмыльнулся, продолжая помешивать тесто ложкой, пока оно не затвердело настолько, что отказывалось шевелиться. Его серые, как грозовая туча, глаза блеснули, а брови дернулись, словно хвостики щенков, только что увидевших хозяина.
– Не понимаю, о каком ритуальном переходе вы говорите, но, как я уже сказала, я предпочла бы вообще ничего не праздновать.
Джекаби смотрел на меня какое-то время, после чего решительно поставил кастрюлю с тестом, ложкой и всем остальным в раковину.
– Пора прогуляться до рынка.
Я с подозрением уставилась на него.
– Просто до рынка? – переспросила я, не веря в такую резкую перемену настроения. – Вам захотелось пойти за продуктами?
– Конечно. Заодно можем заглянуть к кое-каким торговцам, если вы не против.