Джэксон остается в России
Шрифт:
Рита разогнула занемевшую спину, выпрямилась и шагнула к брату. Она была уже такого роста, как мать. Тряхнув стрижеными кудрями, Рита сказала просто и требовательно:
– Сид, ты уже не мальчик. Ты должен дать нам честное мужское слово, что это больше никогда не повторится.
Но юный боксер торжественной походкой подошел к матери и протянул ей бумажный конверт, перевязанный розовой ленточкой.
– Ма, здесь семьдесят центов!
У миссис Джэксон брови сошлись на переносице. Семьдесят центов! Да она не разгибая спины целую неделю стирает
– Ты где их взял?
– Я их честно заработал, ма… – В голосе Сида звучала нотка гордости. Он хотел казаться взрослым и, удерживая рвущуюся наружу радость, старался говорить сдержаннее. – Я тоже буду приносить тебе каждую субботу, если, конечно, буду побеждать.
Миссис Джэксон смотрела на Сида и не знала, что ей теперь делать: радоваться или плакать. Как быстро растут дети!
– Рита, что ты, не видишь, у Сида глаз заплыл? Принеси свинцовой примочки.
Потом, обняв сына, грустно покачала головой:
– Трудную ты выбрал себе профессию, мой мальчик…
Когда Сида со свинцовой примочкой на глазу уложили в постель, пришел старший брат. Он принес с собой запахи химического завода. Неприятный запах, казалось, пропитал не только одежду, но и всего Иллая.
– В России кровавая баня, – торопливо говорил он, хлебая постный суп. – У нас на профсоюзном собрании только и разговору, что о России.
– От русских всего можно ожидать, – вставила Рита. – Дикари, хуже индейцев.
– Ни черта ты не понимаешь, – Иллай отодвинул тарелку. – Русский царь приказал стрелять в народ!
– В свой народ? – удивилась Рита.
– Глупости, – сказала миссис Джэксон. – Как это царь будет стрелять в своих людей?
– Вот так, очень просто. Люди пошли к нему, как мы, когда бастуем, на переговоры. А он велел солдатам стрелять.
– В безоружных? – Сид, прислушивавшийся к разговору, даже приподнялся на локтях.
– Да. В газетах так сообщают.
– Что же теперь там будет? – вздохнула мать.
Иллай немного помолчал, обдумывая в уме, говорить им или не говорить, потом понизил голос:
– У нас на заводе говорят, что в России начинается революция.
Сид с нескрываемым интересом прислушивался к разговору. Вот бы сейчас ему очутиться в снежной России. Обязательно дрался бы с царскими солдатами так, как отряды Линкольна против рабовладельцев. И, конечно, он отличился бы в боях, стал героем. Хорошо быть героем! Сид вспомнил страницы из учебника истории, портреты героев американцев. И вздохнул. Ну чего можно добиться здесь, в этом тусклом Нью-Йорке? Ни войны, ни вообще ничего интересного. Он с завистью посмотрел на старшего брата. Да, ему хорошо так рассуждать. Иллаю скоро двадцать стукнет, в армию может пойти, там только дурак не захочет стать героем. Ведь в армии это очень легко!
Что же касается Риты, то события в России не произвели на нее особого впечатления. Мало ли что может случиться в далеких странах! Если читать газеты, то в них всегда найдешь про разные страны и необычные вещи. Риту больше волновала их собственная жизнь.
– У
Иллай недоверчиво покосился на младшего брата.
– Что ж он принес? Синяк под глазом?
– И семьдесят центов наличными! – Рита показала на конверт, который лежал на тумбочке матери.
У Сида гулко стучало сердце. Наконец-то он стал равноправным членом семьи! Теперь никто не посмеет упрекать его, что он даром ест хлеб. Мысли были светлые и радостные. Жизнь сразу стала солнечной. И как бывает в таком возрасте, фантазия взяла верх над юношеским рассудком и на волнах гордости и радости устремилась вперед, понесла в будущее, которое рисовалось сказочно богатым и красивым.
– Покажи, что у тебя с глазом, – Иллай наклонился к Сиду.
– Пустяки.
– Все большие неприятности начинаются с пустяков.
Иллай осмотрел синяк, ощупал его, сменил свинцовую примочку.
– Болит?
– Ну чего ты ко мне пристал? «Болит, болит», – Сид скривил губы, передразнивая брата. – Через два дня заживет. Первый раз, что ли? Отстань, я спать хочу.
И повернувшись на бок, накрылся с головой. Иллай ничего не ответил. Он отошел от Сида, взял стакан и стал поливать цветы. Он всегда, перед тем как лечь спать, поливал их. Сид, чуть приподняв одеяло, наблюдал за братом. Лицо Иллая стало грустным и задумчивым. О чем он думает? Конечно же, о своих цветах. Сид не раз слышал о том, как Иллай просил мать купить новые горшки для кактуса и лимона. Им тесно, они выросли – и если не пересадить их, то скоро завянут! Мать в каждую получку обещала выполнить эту просьбу, но скудный бюджет семьи не позволял такую роскошь. Сиду стало жаль старшего брата. Ну что плохого в том, что он любит цветы? Конечно, этим делом следует заниматься девчонкам. Сид посмотрел на сестру. Нет, Рита не любит возиться с цветами. У нее в голове не розы, а женихи. И Сид решил обязательно купить для Иллая цветочные горшки.
– Мама, сколько лет Сиду?
– Четырнадцатый, а что?
– Пора за ум браться, – Иллай говорил неторопливо, как бы взвешивая слова. – Хватит глупостями заниматься. Они к хорошему не приведут.
– И я так думаю.
Сид чуть не подпрыгнул на постели. Бокс, выходит, – глупости?! У него сперло дыхание. Он готов был заплакать от обиды. Завидно ему, Иллаю, вот что! И от этой зависти он испортит Сиду будущее. Конечно. Когда ему, Иллаю, было четырнадцать, он даже цента не принес домой.
– Я завтра переговорю на заводе с мастером, и с понедельника пусть готовится на работу.
– А как же школа? – спросила Рита.
– Школа, к сожалению, кормить не будет. Я ее не кончил, и ты не кончила, и многие так… А вот если он с такого возраста начнет приучаться к мастерству, то к двадцати годам может стать квалифицированным рабочим.
Юный боксер не выдержал:
– Тебе завидно, что я заработал деньги, вот ты и злишься!
– Я думаю о твоем будущем, – обернулся к нему Иллай.