Джентльмен Джоул и Красная Королева
Шрифт:
Оливер уже попрощался с ними за завтраком и отбыл, чтобы не опоздать на очередной прием к своему полковнику, спецу по лечению ожогов. Карин убежала, чтобы попасть на самый ранний из трех ежедневных рейсов катера до Гридграда – где, в чем Корделия не сомневалась, инженеры вскоре будут ходить за ней по пятам и заглядывать в рот. Ничего также не свалилось на Иви и не выпрыгнуло из ее комма, претендуя на бесценное, отведенное на проводы время вице-королевы. «Жизнь прекрасна».
Майлз догнал Корделию на подъездной дорожке перед домом, слегка запыхавшись, и обозрел
– Знаю, что я уже давно не единственный ребенок в семье, но, мама… девять братьев и сестер?
– Не забудь посчитать Марка, – отозвалась она. – Хотя это еще спорный вопрос, брат ты ему или родитель.
– Брат, – твердо ответил Майлз. – Мы решили это определенно. Это законно и все такое.
– Итак, из единственного ребенка ты становишься одним из одиннадцати. Поздновато, но я сделала что могла. Жизнь полна таких сюрпризов.
– Обычно – все же не таких.
Она с иронией приподняла бровь:
– А когда это ты стремился быть обычным?
Он пожал плечами. «Шах и мат».
– Есть и светлая сторона: при нынешнем раскладе тебе не придется делиться с ними своими игрушками.
Катерина, как раз проходящая мимо с полными руками вещей, уловила последние слова и вставила:
– По крайней мере, пока они не вырастут.
– Это даже звучит бессмысленно, – пожаловался Майлз себе под нос. Он повернулся, глядя в ясное сергиярское утро. – Я все время спрашиваю себя, что бы подумал об этом папа.
– Не был бы уверен насчет методов, зато ему понравился бы результат, я так думаю, – ответила Корделия. – Гипотетически ходя по кругу. – Или даже входя в этих рассуждениях в «штопор». – Если бы тысяча вещей сложились по-другому, если бы я смогла вытащить его голову из Периода Изоляции целиком, а не только наполовину, если бы на него никогда не легла тяжесть регентства или, если на то пошло, графства, если бы мы жили где-нибудь тихой и частной семейной жизнью, если, если… Едва начинаешь рассуждать в этом направлении, и предположениям нет конца.
Майлз хмыкнул и переступил с ноги на ногу, опираясь на трость. Может, предложить ему сесть, а не заставлять стоять на ногах? Но через минуту ему бы все равно пришлось вставать. «Руки прочь». Или за твою заботу он тебя укусит в ответ. Окажутся ли его сводные братья такими же маниакально независимыми, как был в детстве он, и не стоит ли предупредить об этом Оливера? «Уже слишком поздно».
– Мне нравится Оливер, – признался он через минуту. – Всегда нравился. Хотя, как выяснилось, я знал его далеко не настолько хорошо, как думал. Я… не возражаю исправить это положение дел, если будет возможность.
– Я буду рада, – ответила она тихо, и Майлз на мгновение склонил голову.
А потом добавил:
– Только не обижай бедолагу. Он полностью у тебя под каблуком, и я думаю, ты это понимаешь. – В его голосе смешивалась обида за мужской род и самодовольная гордость за свою мать, и второе, кажется, побеждало.
Мимо снова прошла Катерина, возвращающаяся обратно. Майлз поглядел ей вслед.
– Ты должен кое-что в этом понимать.
– О, да! – выдохнул он. – Он бы встал под пули за тебя, не задумываясь, это ясно как день.
– Самый расточительный способ потратить впустую его таланты, какой я только могу себе представить. – Она поморщилась. «Давайте на сей раз обойдемся без этого». – У меня на уме множество гораздо более интересных вещей, которые он мог бы для меня сделать.
– Бесспорно. – И Майлз добавил тихо: – Надеюсь, вы будете счастливы.
– У Оливера талант делать других счастливыми. – В сравнении с неким средним Форкосиганом, если такое выражение само по себе не нонсенс. Возможно, это было одной из самых трудноуловимых причин, почему Эйрел так привязался к нему. У Эйрела было такое прошлое, что он почти боялся счастья, словно осмелиться его добиваться означало искушать некое садистское барраярское божество. Зато он мог в полной безопасности наслаждаться счастьем опосредованно, делегировав эту задачу, как и положено опытному старшему офицеру. Все это было бы слишком тяжело объяснить прямо сейчас, на пороге. Корделия сказала лишь:
– Что такое любовь, как не наслаждение другим человеческим существом? А это Оливер дарит мне ежедневно.
– Тогда все в порядке, – и он коротко кивнул.
Рядом остановилась Катерина.
– Я пришлю вам окончательный проект шести городских садов и нового дворцового сада после того, как вернусь к себе и пропущу свои наработки через свою программу. Вернее, у меня уже есть окончательный вариант для базовых схем, но нужно еще много копаться, чтобы отобрать, что именно туда высадить. Я все еще не сильна в сергиярской ботанике, особенно в новой экосистеме Гридграда, но не хочу упускать ни единой возможности добавить в сад столько местных растений, сколько смогу.
– В сергиярской ботанике пока никто не силен, – заверила ее Корделия. – Но мы над этим работаем.
– Наверное, мне придется приехать сюда как минимум еще один раз, прежде чем передать сады в ведение местных дизайнеров, – предупредила Катерина.
– Приезжай, как только захочешь, – Корделия обняла ее. – И так часто, как захочешь.
– Боюсь, им придется меня клонировать, – посетовала Катерина.
Майлз в эту минуту явно подумал о Марке, но прикусил язык вместе с напрашивающейся колкостью. Определенно, он повзрослел и врос в свою новую роль – когда не забывал о ней. Но просить его сбавить темп было бесполезно даже сейчас. Как и всегда.
Хлопанье дверей, голоса, прощальные объятия – некоторые из них оказались на удивление сентиментальными, и неизбежно многие в последнюю минуту полезли в карман за носовыми платками. Некий плотный и надежно упакованный альбом был увезен под личным присмотром лорда-наследника. Люди, большие и маленькие, грузились по машинам, вылезали оттуда, пересаживались.
– До свидания! – произнесла Корделия. – Хорошей дороги! И помните, что сжатый луч – не только на случай чего-то экстраординарного! – Она помахала Катерине: – Пришли мне еще детских снимков, на разном фоне!