Джентльменов нет - и привет Джону Фаулзу!
Шрифт:
– Я не виновата, доченька! Я не виновата!
У Лизы вдруг затряслись руки. От волнения она стала слегка заикаться.
– Мама! Я ничего не понимаю! Мне плохо! Надо же делать что-нибудь! Куда-то идти! Скажи, что надо делать?
Мать на минуту замолчала, уставившись перед собой красными, набухшими глазами, потом сказала уже не беспомощным, горестным, как минуту назад, а грубым, злым, почти мужским голосом:
– Докобелился, старый кобель!
И вот тут Лиза поняла: то, что ей только что сказали про отца, – правда.
Лиза взяла себя в руки: молча поднялась, взяла стакан с водой и прошла в кухню. Вылила воду в раковину и посмотрела, как выплеснувшиеся капли
Через некоторое время на кухню вошла мать. Лиза смотрела на нее молча, уже ничего не говоря, ни о чем не спрашивая. Она поняла главное – отца больше нет, остальное было не важно. Мать села сбоку от Лизы, подняла голову, будто находилась в зале суда, где ее должны были судить. Она сказала громко, раздельно, будто хотела, чтобы слышал ее весь зал:
– Это я рассказала его молодой жене, что у него есть новая любовница. – Она опять замолчала, как бы слушая со стороны отзвук своих слов. Вид у нее был ужасный, но выражение лица горделивое и даже боевое. – Я отомстила ей за себя.
Лиза подумала: «Если то, что испытывает сейчас моя мать тоже есть любовь, то сколько же в таком случае зла любовь приносит людям!»
– Мне было плевать, кого еще он удосужился полюбить! – горько улыбнулась мать, по-прежнему смотря в стену. – Хоть десять новых любовниц, хоть двадцать! Но меня он заставил страдать именно из-за этой женщины, которая сейчас унижена и оскорблена точно так же, как я когда-то!
– Это было глупо с твоей стороны, – заметила Лиза. – Ведь если бы отец не умер, он никогда не простил бы тебе этого!
– Мне было наплевать на его прощение! Я поняла, что он уже никогда ко мне не вернется!
– Я раньше не верила, что в человеке до старости могут играть роковые страсти, – сказала Лиза.
– Не до старости, а до смерти!
– Что же произошло? – Лиза почти догадалась, но решила уточнить. – Молодая жена устроила ему скандал, а у отца оказалось больное сердце? Старое не по возрасту? У него случился инфаркт?
– Сердце у твоего отца всегда было молодое, – с какой-то непонятной гордостью заявила мать. – Вот с головой – не в порядке. Врачи со «скорой» предположили, что у него лопнул сосуд в мозге.
– Его будут вскрывать? Я бы не дала. – Лиза поморщилась: она не могла представить, что можно говорить так о ее отце! Она и не верила еще сердцем, что речь шла о нем. Как будто раздвоились сознание и душа. Ей нужно было время, чтобы все понять.
– Не думаю, чтобы нас пригласили участвовать в этом деле, – сказала мать. – Тебя, как дочь, еще, может быть, позовут на похороны, а уж меня...
И вдруг страшное и грозное лицо этой почти старой женщины снова по-детски сморщилось, и из глаз опять полились крупные слезы.
– Мама, ну что ты! – Лизе теперь стало ее ужасно жаль.
– Когда я выходила замуж за твоего отца, я мечтала, что мы с ним вместе состаримся и умрем в один день. А теперь я даже не смогу полноправно подойти с ним попрощаться!
– Мама! Какая теперь уже разница?!
– Вся жизнь пошла насмарку, деточка! Вся моя жизнь!
Лиза не нашлась что ответить, только вспомнила, что где-то у нее лежало несколько таблеток снотворного. Она заставила мать их принять и уложила ее спать на диване. Снотворное подействовало быстро и страшно: мать как
«Чувствуешь ли страх, когда умираешь?» – подумала она. И ей показалось, что она уже не может чувствовать ничего. И только проснувшись утром раньше всех от того, что у нее заныли бока, и снова вспомнив и осознав, что смерть отца не ночной кошмар, а реальность, она подумала, что теперь у нее двое детей – маленький Сашка и старая мать.
Юра явился к себе домой вечером после одиннадцати. Артур разговаривал с ним по поводу нового назначения почти два часа. Сначала, ничего не говоря о личных Юриных перспективах, Артур нарисовал ему перспективы расширения деятельности фирмы. Он рассказал о предполагаемой организации нового отдела и как бы невзначай поинтересовался мнением Юры на этот счет. Юра в процессе этого разговора весьма воодушевился, как перед студентами, обрисовал всю заманчивость перспектив и возможность получения колоссальной прибыли.
– Вот вам в таком случае и предстоит возглавить новое дело! – торжественно возвестил ему Артур, ожидая услышать в ответ как минимум что-нибудь в духе «Премного благодарен».
Но Юра в ответ замялся, стушевался и жалобно пробормотал:
– А как же Нина? Я думал...
– Вас эти вопросы не должны волновать. Я вам доверяю, беритесь за дело!
Юра сидел молча.
– Вас что-то смущает? – недовольно нахмурился Артур.
– Но...
– Ваш месячный оклад будет... – Глаза у Юры расширились, после того как Артур назвал цифру. – И процент от прибыли предприятий, которые будут пользоваться нашими услугами.
– Когда нужно дать ответ? – спросил Юра.
– Когда? – удивился Артур. – Немедленно. От таких предложений умные люди обычно не отказываются!
– Я должен подумать в течение суток, – негромко произнес Юра и вышел из кабинета. За шумом выдвигаемого стула он не слышал, как Артур громко и неодобрительно сказал: «Хм!», но, выйдя из кабинета, все же уважительно попрощался с ним за руку. После Артура помещение покинули последние остававшиеся там сотрудники, и в течение еще некоторого времени Юра был один.
– А что, интересно решить это не таким привычным способом, а вот таким! – сказал он себе и с удовольствием занялся сложнейшими вычислениями.
После этого, свежий и бодрый, как всегда после интересной работы, он с удовольствием купил вечернюю газету и спустился в метро, где вполне уютно устроился на своем любимом месте – угловом сиденье вагона – и до самого дома читал критическую статью по поводу нашумевшего сериала, который не смотрел.
– Хоть бы Настя куда-нибудь взяла и уехала! – мечтательно произнес он, входя в лифт. Но Настя вопреки всем мечтам находилась в кухне, из которой заманчиво пахло жареной курицей и тушеными овощами. Юра сказал ей «Привет!», прошел в комнату, бросил свое пальто на стул, портфель на пол, чего Настя терпеть не могла, и завалился в уличных брюках на диван, на котором уже было постелено белье на ночь. Стопку растрепанных книжек он положил рядом на подушку и нежно прилег на них щекой. Настя, сияя прической, всеми родинками, яркой помадой и обтягивающей кофточкой, вышла из кухни, прошлась перед ним взад-вперед. Он стойко молчал. Тогда она подняла его пальто и портфель и спросила: